Южный Крест
Герой этой маленькой повести — капитан Коцебу, моряк романтической эпохи парусных кораблей. Лучшие годы его жизни были полны опасностей, приключений и открытий. Кругосветные плавания прославили его среди моряков России и Англии, Голландии и Франции, Дании и Швеции. Спустя много лет после кончины Коцебу в Петербурге, на Балтийском заводе строили крейсер. Крейсер назвали «Рюрик» — в память парусника Отто Коцебу. Наш знаменитый соотечественник С. О. Макаров писал что «хотя современный крейсер и превосходит в 60 раз во всех отношениях корабль бессмертного Коцебу, мы не можем рассчитывать, чтобы он во столько же раз больше привез научных исследований…Надо радоваться, если каждый капитан привезет даже в 60 раз меньше, чем Коцебу».
| Жанры: | Путешествия и география, Морские приключения |
| Серия: | Путешествия. Приключения. Фантастика |
| Всего страниц: | 29 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1957 |
| Формат: | Полный |
Южный Крест читать онлайн бесплатно
Художник А. Ф. ТАРАН
М., Географгиз, 1957
ЗАМЫСЕЛ
Есть особое очарование в тишине архивной залы. Неторопливо перелистываешь пожухлые рукописи, и шорох их, как ночной шепот осенних деревьев, чудится отзвуком времен минувших…
В одном из архивов довелось мне читать старинный манускрипт. Документ был без подписи и представлял очень обстоятельную смету дорогостоящего путешествия. Только за корабль требовалось выложить пятьдесят тысяч рублей да жалования командиру две, а лейтенанту одну тысячу серебром.
Однако безымянный автор, составивший этот перечень расходов, смотрел на будущую экспедицию отнюдь не как на прибыльное, наживное дело. «Не деньги, а слава, — подчеркивал он, — может служить побуждением участвовать в таком знаменитом вояже».
Рукопись эта, верно, осталась бы для меня просто поблекшей, как бабушкины кружева, бумагой, если бы архивисты — рачительные хозяева настоящих сокровищ — не сберегли вместе с нею иные документы.
И вот они тоже передо мной в тихой зале с высокой железной дверью. Один из них озаглавлен: «Начертание путешествия для открытий, сочиненное флота капитаном Крузенштерном». О, это уже солидная, большого размера тетрадь в твердом переплете…
Крузенштерн! Иван Федорович Крузенштерн, мореход, даровитый ученый, наш первый кругосветный плаватель. О чем же он размышляет, то похаживая по комнате, то останавливаясь у конторки, то устремляя взгляд серых, несколько навыкате глаз в окно? А за окном рыжие крыши Васильевского острова, в неярком небе августа сонный наплыв облаков, полет стрижей.
Как будто бы все: «Начертание» закончено.
— Ну-с, ладно, — вслух произносит Крузенштерн и кличет денщика.
Денщик, усатый матрос, ходивший с Иваном Федоровичем вокруг света, захватив сверток, направляется в Адмиралтейство к переписчику.
Сердитый одутловатый писарь, собравшийся было к куме, без особой радости встречает денщика. Однако делать нечего, писарь берет гусиное перо. Пишет он быстро, округло, лист за листом.
Он пишет, что вот уже несколько десятилетий моряки и географы и не пытаются возобновить давнишний поиск пути из Атлантики в Тихий океан вдоль северных берегов Америки, что Кук и Клерк предприняли последнее покушение в этом смысле. «Положим, — строчит писарь, — что в сем путешествии не отыщется желаемого соединения между сими двумя морями, однако ж и тогда, без сомнения, чрез сие будет доставлено много и притом немаловажных выгод для наук, а особливо для мореплавания».
Исписав страницу, он присыпает ее песочком и, вздохнув, берется за следующую. На бумагу ложатся ровные отчетливые строчки и о пользе «двукратного через все Южное море переплытия корабля в разных совсем направлениях», и о занятиях путешественников «натуральной историей», и о том, что судно должно быть тонн в 180 и не более того, обшитое медью, а ежели не обшитое, то густо-нагусто вымазанное угольной смолой, и о многочисленных обязанностях капитана, и о матросах, каковые одновременно могли бы «отправлять должности» плотника, парусника, кузнеца, артиллериста…
Писарь засиделся допоздна, и кума надулась. Зато Крузенштерн остался доволен.
На следующий день, зажав под мышкой сафьяновую папку, Иван Федорович шагал к Неве. Утро было погожее, веселое.
Вот и Нева. Она искрится под солнцем, свежий ветер рябит ее. На той стороне реки в ряду каменных домов Английской набережной Крузенштерн видит барский особняк с четырехколонным портиком. Крузенштерн улыбается: сейчас! сейчас он пересечет Неву (вон и свободный ялик), войдет в просторные сени, старик-швейцар отвесит низкий поклон, справится о здоровье господина капитана… сейчас он пересечет Неву и покажет Николаю Петровичу документы из сафьяновой папки.
Крузенштерн привалился к заспинной доске ялика. Яличник, подстриженный в кружок, в широкой холщовой рубахе распояской, по-рыбацки налег на весла. «Экий денек, — с удовольствием думал Крузенштерн, глубоко вдыхая речной воздух. — Однако… однако в такой денек Николай Петрович может и не быть в городе. Мог он и на дачу укатить. Как же это я не осведомился загодя? Да и на какую дачу? Иль на ту, что на второй версте по дороге в Царское Село, иль на ту, что за мостом через Таракановку?»…
Иван Федорович всмотрелся, увидел, что окна второго этажа распахнуты и махнул рукой: «Авось, дома. А коли нет, поеду искать».
Но искать не пришлось: граф Николай Петрович Румянцев был в городе.
Граф перечитывал «Историю Карла XII, короля шведского», пухлый томик парижского издания 1785 года. Ветер шевелил парчовую портьеру; солнечный зайчик дрожал на паркетной навощенной половице… Седовласый, пятидесятидевятилетний человек, высоколобый, с ироническим очерком рта и улыбчивыми глазами наслаждался в тишине прозой Вольтера.
Нет ничего лучше этого неспешного чтения. Пожалуй, нынешние торопыги уже так не читают, как читывали в прошлом, осьмнадцатом веке… Люди-торопыги… А все уходит: слава, почести, чаяния. Но, черт возьми, есть же внутри какая-то пружина, заставляющая нас действовать! О, не мало и он сам торопился и «действовал», огорчался неудовольствием царей, был счастлив, когда монархи изъявляли ему свое благоволение, жаловали поместьями, звездами, табакерками, осыпанными каменьями. А потом пришла горечь… Пустота, крах искренних намерений… И тогда он всецело отдался тому, чему ему в сущности следовало отдаваться всю жизнь.
