Л. А. Гарсиа-Роза
Юго-западный ветер
1
В четыре часа пополудни в маленьком кафе по соседству было пусто. Единственный официант, повернувшись спиной к залу, протирал стопку тарелок и смотрел телевизор, подвешенный высоко в углу. Не отрывая взгляда от экрана, официант неспешно брал тарелку, прыскал на нее спиртом, вытирал и откладывал в сторону. Когда с тарелками было покончено, он разделил полученную горку на две равные по высоте стопочки — эта процедура вынудила его оторваться от передачи. Затем он перешел к столовому серебру. Вытащив из пластмассового ящика очередной предмет, он спрыскивал его жидкостью для мытья посуды, аккуратно вытирал и бросал в другой ящик. Эту работу было труднее совмещать с просмотром телевизора, потому что для ложек, вилок и ножей в ящичке для посуды имелись разные отделения и было почти невозможно попасть в нужное не глядя.
Монотонное звяканье все больше раздражало Эспинозу, который и так с трудом мог сосредоточиться на разговоре.
— Я не берусь за частные расследования.
— Знаю, комиссар.
— Зачем тогда предлагаешь?
— Мне нужна помощь.
— Почему бы тебе не нанять частного детектива?
— Я таких не знаю. То есть мне известно, что они существуют, видел рекламу в газетах, но, мне кажется, они в основном ловят тех, кто изменяет своим женам.
— А ты что предлагаешь мне расследовать?
— Убийство.
— Убийство?
— Вот именно.
— И кто же убит?
— Еще не знаю.
— Ты его не знал?
— Нет, он еще не убит.
— То есть как?
— Убийство не совершено… пока.
С каждым мгновением Эспиноза все больше жалел, что согласился на эту встречу.
— И ты приставал ко мне целую неделю ради того, чтобы сообщить мне это? Ты хочешь, чтобы я расследовал убийство неизвестно кого и к тому же этот кто-то еще не убит? Шутки со мной шутишь?
— Вовсе нет, комиссар. Да, я понимаю, это выглядит странно…
— Выглядит?
— Извините.
— И ты не можешь сказать мне, где и когда произойдет это убийство?
— Н… нет… Мне очень жаль.
— И ты, конечно же, понятия не имеешь, кто может быть убийцей.
— Имею.
— …?
— Это я.
— Ты планируешь совершить убийство?
— Нет, если говорить точно.
— Точно? Сынок, единственное, чего недостает этому разговору, так это точности.
— Вы правы, сеньор. Может быть, мне лучше попробовать объяснить все сначала, хотя мне и самому до конца не все понятно.
— Уж будь так любезен, объяснись толком, если тебя это не затруднит.
— Я понимаю, комиссар, вы рассержены.
— Тогда постарайся выражаться ясней.
— Мне предсказали, что я совершу убийство еще до своего дня рождения. Осталось два месяца.
— Кто предсказал?
— Прорицатель. Ну, конечно, не такой, как эти, что носят тюрбаны…
— Понятно.
— В прошлом году мы с друзьями с работы отмечали мой день рождения в баре. Кто-то из тех, кто там был, не из нашей компании, предложил мне в качестве подарка прочесть мое будущее. Я в такие штуки совсем не верю, но мне показалось, что это устроили мои друзья, ну, для забавы, так что в конце концов согласился. Этот малый сначала выдал несколько стандартных предсказаний, какие обычно делают все гадалки, а затем вдруг сообщил, что не пройдет и года, как я совершу убийство.
— И ты поверил?
— Поверил. С чего бы ему было обманывать меня?
— И когда будет твой день рождения?
— Меньше, чем через два месяца.
— Стало быть, ты хочешь, чтобы я выяснил, кого ты будешь убивать?
— Да, сеньор, если можно. Только много я заплатить не смогу.
Парень говорил совершенно спокойно. Его речь была внятной, не сбивчивой, но Эспиноза смог прочесть по его глазам, что он страдает и что длится это уже достаточно давно.
Тут Эспиноза пришел в себя и заговорил в своем обычном стиле — спокойно, вдумчиво, без намека на иронию или досаду.
— Послушай, наша встреча началась как-то не так. Это моя ошибка. Пройдем-ка в участок и там побеседуем подробнее. Без протокола и прочих формальностей, разве только сам захочешь, — с этими словами комиссар встал, бросил несколько монет на стол, возмещая отсутствие заказа, и дружелюбным кивком пригласил парнишку следовать за ним.
Была зима, что для Рио-де-Жанейро означало прекрасную погоду, синее небо и отсутствие палящего зноя. Солнце не слепило, тени были нерезкими, и цвета приобрели более мягкие оттенки, чем летом. До участка было не более десяти минут ходьбы. Эспиноза на глаз прикинул, что малому еще нет и тридцати. Среднего роста, черноволосый, с приятным лицом. Как и сам Эспиноза, он смотрел собеседнику прямо в глаза во время разговора, что обычно придает вес даже обычному обмену любезностями. Когда они дошли до участка и оказались перед аркой, что украшала вход в здание, парень замедлил шаги.
— Ты не обязан говорить ничего такого, чего сам не захочешь. И раз мы решили обойтись без протокола, то беседа наша ничем тебе не грозит.
Низкий голос Эспинозы звучал мягко и почти ласково. Ему не пришлось уговаривать парня войти. Участок помещался в старом трехэтажном доме на улице Иларио де Гоувейя, всего в двух кварталах до пляжа Копакабаны. Входная дверь не закрывалась никогда, но окна были плотно закрыты, чтобы не мешал шум с улицы. Здание неплохо сохранилось, если принять в расчет, когда его выстроили и как использовали.
