1
Вот и всё.
Каникулы. Каникулы. Каникулы.
Три месяца. Почти вечность.
На пляж. Купаться. Кататься на велосипеде с Глорией. И стоя по колено в теплой солоноватой воде, текущей среди камышей, ловить мальков, головастиков, тритонов и личинки насекомых.
Пьетро Морони прислонил велосипед к стене и огляделся.
Ему исполнилось двенадцать, но выглядел он младше.
Худой, загорелый, на лбу шишка от комариного укуса. Черные волосы, коротко и неровно подстриженные матерью. Курносый нос и большие, орехового цвета глаза. Он был одет в белую футболку игрока итальянской сборной, потрепанные джинсы и резиновые сандалии, от каких между пальцами остаются черные следы.
«Где Глория?» — подумал он.
Он прошел между занятыми столиками бара «Сегафредо».
Все его товарищи сидели там.
Все ждали, ели мороженое, искали местечко в тени.
Стояла страшная жара.
Уже неделю ветра не было совсем, как будто он куда-то улетел и унес с собой все облака, оставив огромное раскаленное солнце, от которого мозг закипал в голове.
В одиннадцать утра на термометре было уже тридцать семь градусов.
Цикады стрекотали как ненормальные в пиниях за волейбольным полем. Совсем неподалеку, видимо, сдохло какое-то животное, потому что откуда-то доносился порой сладковатый запах падали.
Ворота школы были заперты.
Результаты еще не вывесили.
Легкий страх тихонько шевелился в животе, толкался в диафрагму и мешал дышать.
Он вошел в бар.
И хотя жара стояла убийственная, толпа ребят собралась вокруг одной видеоигры.
Он вышел.
Вот она!
Глория сидела на невысокой ограде по ту сторону дороги. Он подошел. Она похлопала его по плечу и спросила:
— Боишься?
— Немного.
— Я тоже.
— Прекрати, — возразил Пьетро. — Тебя перевели. Ты же знаешь.
— Что потом делаешь?
— Не знаю. А ты?
— Тоже не знаю. Придумаем что-нибудь?
— О'кей.
Они сидели на ограде молча, и Пьетро думал, что его подружка сегодня особенно красива в махровой голубой маечке, но в то же время чувствовал, как у него все сильнее сосет под ложечкой.
В общем-то он понимал, что бояться нечего, ведь, в конце концов, все улажено.
Но его живот думал иначе.
Пьетро хотелось в туалет.
Перед баром поднялась суета.
Все оживились, кинулись через дорогу и столпились у запертых ворот.
Итало, школьный сторож, появился во дворе с ключами в руках и крикнул:
— Тихо! Тихо!..
— Пошли, — решительно произнесла Глория и направилась к воротам.
Пьетро почувствовал, что у него похолодело под мышками. Так, что не пошевелиться.
Все тем временем пихались, входя в школу.
«Тебя оставили на второй год!» — прошептал голосок внутри.
«Что?»
«Тебя оставили!»
Так и есть. Это не предчувствие. И не подозрение. Так и есть.
«Почему?»
«Потому».
Есть вещи, которые ты просто знаешь, и незачем спрашивать откуда.
И как он только мог поверить, что его переведут?
«Иди смотри, чего ждешь? Иди. Беги».
Наконец он вышел из ступора и присоединился к товарищам. Сердце выстукивало в груди бешеный марш.
Он стал пихаться локтями:
— Пропустите… Мне надо пройти, пожалуйста.
— Спокойно! Спятил, что ли?
— Не дергайся, придурок. Куда ты лезешь?
Он получил пару тычков. Хотел перелезть через ворота, но оказался слишком мал ростом, и большие стащили его оттуда. Тогда он встал на четвереньки и попытался проползти под оградой.
— Спокойно! Спокойно! Не толкайте… Тихо, дья…
Итало, стоявший рядом с воротами, при виде Пьетро потерял дар речи.
«Тебя оставили на второй год», — прочел он в глазах сторожа.
Пьетро пристально посмотрел на него и снова сломя голову бросился к школьному крыльцу.
Прыгая через три ступеньки, вбежал в вестибюль.
В дальнем конце, рядом с бронзовым бюстом Микеланджело, увидел доску с результатами.
Происходило что-то странное.
«Этот, кажется, из второго. Как его зовут-то, не помню… Он шел и меня увидел, и остановился, как будто это не я перед ним, а, не знаю, марсианин какой-то, и смотрит на меня, и локтем пихает другого, которого Джанпаоло Рана зовут, я помню, и ему говорит что-то, и Джанпаоло даже повернулся и на меня смотрит, хотя теперь он на картины смотрит, а потом опять на меня и еще одному что-то говорит, и тот на меня тоже смотрит, и еще один на меня смотрит, и все на меня смотрят и молчат…»
Стояла тишина.
Толпа расступилась, открывая проход к спискам. Ноги несли Пьетро вперед, между расступившимися товарищами. Он подошел и оказался в паре сантиметров от доски, сзади его подталкивали другие.
«Читай».
Он отыскал свой список.
«Б! Где Б?! Первый Б, второй Б. Вот!»
Крайний справа.
Абате. Альтьери. Барт…
Он пробежал список сверху вниз.
Одно имя написано красным.
Одного оставили.
Примерно посередине списка. Где-то в районе М, Н, О, П.
Оставили Пьерини.
Морони.
Он зажмурился, а когда открыл глаза, все перед ним поплыло и закачалось.
Он читает ещё раз.
МОРОНИ ПЬЕТРО НЕ ПЕРЕВЕДЕН
Ещё раз.
МОРОНИ ПЬЕТРО НЕ ПЕРЕВЕДЕН
«Ты что, читать не умеешь?»
Он прочитал снова.
М-О-Р-О-Н-И. МОРОНИ. Морони. Мор… М…
«Как тебя зовут?» — прогудел голос у него в голове.
«Эй, а в чем дело?»
«Зовут тебя как?»
«Кого? Меня? Меня зовут… Пьетро. Морони. Морони Пьетро».
И там написано: «Морони Пьетро». И рядом, печатными буквами, огромными: «Не переведен».
Значит, предчувствие оказалось верным.
