— И где она?
— Под акацией.
— Под акацией! Господи, когда ж ты у меня наконец вырастешь.
Они стояли на крыльце. От дома до акации было десять шагов. Десять ее шагов, его, маленьких, — двадцать. Он высоко поднимал ноги, чтобы не обжечься крапивой.
— Ну показывай.
— Вон, — кивнул Уго и отвернулся. Она вгляделась в высокую траву и надолго замолчала.
Так надолго, что за это время порхавшую бабочку перещелкнула пополам пролетавшая птица. В воздухе повисло золотое облачко.
— И впрямь, — без особого удивления сказала Франс Шарпантье.
— Я не нарочно, — Уго потянул ее за локоть. Она взяла его ладошку: — Надеюсь.
Нарочно или нет, дела это не меняло. Длинный черный обтекаемый корпус лежал, примяв траву и цветы, у их ног. Дальше, за забором было поле, оно колыхалось, как океан.
— Черт возьми, — забавно вздохнула мать Уго. — Один к одному!
— Еще бы! — оживился мальчик.
Мать вдруг расхохоталась, но это был не ее, не мамин смех. Это скорее был смех взрослого человека, когда что-то еще больше отдаляет его от детства.
— Так эта штука что, действующая?
Он удивленно смотрел на мать: как же иначе!
— Значит, действующая, — сказала мама и пошла в дом. — Ты иди играй, только не трогай ее.
Он еще постоял, глядя на то, как резвится ветер в люцерне, на разбросанные по полю яблони, похожие на бронзовых львов, и побрел за матерью следом.
У самого края дома, между айвой и яблоней, увитыми диким виноградом, стоял его шалаш, а в шалаше лежали старые трофеи: плюшевый мишка, игрушечная железная дорога, дешевые побрякушки, солдатики, транзистор, сборные модели, исчезновение которых из ближайших магазинов игрушек наделало в свое время шума. Теперь они валялись без дела и потому, что уже надоели, и потому, что ему строго запретили играть всем этим за воротами. Он залез на самую толстую ветку каштана и стал следить за дорогой.
Около полудня со стороны Шарни появилась старенькая машина. Поравнявшись с домом могильщика, она сбавила скорость и, зверски рыча, одолела последние метры, отделявшие ее от фермы «Шпиль».
Из машины выбрался отец, нагруженный покупками. Он шел медленно, сминая траву и крапиву. Высокий, крепкий человек.
Уго увидел, как мать вышла навстречу отцу. Она говорила ему что-то, а он слушал. И его крупное строгое лицо мрачнело. Потом он положил пакеты на траву и стал искать глазами Уго.
Мальчик слез с дерева и нехотя подошел к родителям. Отец приподнял его и поцеловал:
— Здравствуй, сын. — Они сегодня еще не виделись, потому что Жюльен Шарпантье с самого утра уехал в Шарни по своим делам. — Что ты еще сотворил?
Уго завертелся:
— Бомбу…
— Где она?
— Перед домом.
Отец пристально взглянул на него:
— Пойдем посмотрим.
Бомба притаилась в траве, как большая черная рыбина. Снаряд был трех метров в длину и сантиметров восемьдесят в диаметре. Его оперяли четыре ядовито-желтых «плавника», вставленные в стальное кольцо.
— Где ты это взял?
Уго порозовел:
— Увидел в «Окапи».
— «Окапи»? Газета для самых маленьких?
— Да.
— Невероятно, — пробормотал Жюльен. — Франс, ты знала, что он такое читает?
Франс пожала плечами:
— Сегодня все дети знают, как устроена термоядерная бомба.
— И она, конечно же, в точности как настоящая?
— Там были фотографии, — тоненьким голоском сказал Уго. Он яростно расчесывал себе обстреканную крапивой ногу. — Это тактическая водородная бомба типа «занавес». Применяется для изоляции района радиоактивным кольцом.
Жюльен побледнел:
— И сколько в ней?
— Две мегатонны.
— Что?! — Он повернулся к жене. — Ты представляешь?
Она старалась выглядеть как можно спокойнее:
— Не очень.
— Не очень? — Но так как он собирался сказать что-то неприятное, а Уго был еще здесь, он замолчал.
— Ну и что из этого? — заступилась за сына Франс. — Можно умереть и от удара граблями по голове!
— Есть разница между граблями и бомбой, которая может поднять на воздух весь департамент?!
— Не думаю. В любом случае люди умирают.
Как это бывало прежде, Жюльен рассмеялся. Вспышки гнева у него были шумными, но недолгими, достаточно было дуновения ветра, чтобы загасить их:
— Хорошо. Пусть так. Но он приносит нам такое впервые. Это ведь не плюшевый мишка и не модель ракеты!
— Я не нарочно… — снова заладил Уго.
— Знаю, Уго, знаю, — отец ласково
потрепал его по плечу. — Но ты видишь, в какое положение ты нас ставишь.
— Но он не виноват! Она ему приснилась, и все! Он видит во сне то, что ему показывает сегодняшний мир. По-твоему, и читать ему нужно запретить?
Жюльен улыбнулся:
— Конечно, нет. А пока этой бомбы уже где-то хватились. Ты же прекрасно знаешь, что когда ему снится какая-нибудь вещь, эта вещь исчезает со своего места и появляется здесь. Так же и с этой бомбой.
— Это американская бомба, сфотографированная на военно-воздушной базе в Техасе, — сказал мальчик. Оседлав бомбу, он что-то разглядывал на ее черной блестящей спине.
— Они там, наверное, с ума сходят, в Техасе! Что ты еще там нашел?
— Это чтобы прикреплять бомбу к самолету. А тут, — он охотно пояснял свои находки, — предохранители. Два ручных и пять управляемых по радио с самолета. Я прочел это в…
— В «Окапи», знаю. Короче, она не может взорваться?
— В принципе нет. Но два предохранителя сняты.
