Золотая пора детства… Сколько счастливых моментов дарит она человеку! И как много определяет в дальнейшей жизни… Почти два века назад нантский мальчишка Жюль Верн, не слишком способный к точным наукам семинарист Сен-Донатьена, зачитывался книжками о приключениях. Нант — портовый город, а потому маленького Жюля особенно привлекали рассказы о мореплавателях. Он не расставался с популярным в то время альманахом «Знаменитые кораблекрушения» — настоящей энциклопедией морских трагедий, составленной по большей части из воспоминаний бывалых людей, переживших минуты смертельной опасности.
К таким захватывающим дух историям «морских волков» добавлялись и сочинения литераторов. Особенно подросток выделял робинзонады — повествования путешественников, оказавшихся в одиночестве посреди дикой природы, чаще всего — на необитаемом острове. Разумеется, юный Жюль был знаком с переводом бессмертного романа Даниеля Дефо, но в начале XIX века во Франции появилось множество подражательных робинзонад, так сказать, галльского производства: «Двенадцатилетний Робинзон» мадам Малле де Больё, «Робинзон в песках пустыни» мадам де Мирваль, роман с аналогичным названием Ж. Шампаньяка, «Приключения Робера-Робера» Луи Денуайе, «Ледовый Робинзон» де Фуйне, «Эмма, или Девичий Робинзон» мадам Вуалле… На склоне лет, в предисловии к роману «Вторая родина», маститый писатель признается: «"Робинзоны" были книгами моего детства, помню их как сегодня. Частое перечитывание закрепило их сюжеты в моей памяти… Без сомнения, тяга к приключениям инстинктивно вывела меня на дорогу, по которой я и должен был когда-нибудь пойти»[1].
Среди эпигонских и довольно посредственных произведений мировой робинзонады выделялся «Швейцарский Робинзон», изданный в 1812 году в Цюрихе Йоханном Рудольфом Виссом. Правда, у этой книги было два автора. Историю о деятельной швейцарской семье, пережившей кораблекрушение и мужественно борющейся с трудностями жизни на необитаемом острове, сочинил священник Иоханн Давид Висс (1743-1818) — отец Йоханна Рудольфа. Каждый вечер пастор собирал своих детей и рассказывал придуманную за день новую историю о спасшихся с гибнущего корабля. Истории эти изначально не предназначались для печати. Видимо, придумывались они без какого-либо четкого плана, изобиловали длиннотами, повторами, а то и противоречиями. Помимо занимательности изложения пастор (а был он, по-видимому, недюжинным рассказчиком) преследовал еще и очевидные дидактические цели, которые позднее будут сформулированы в самом конце книжного издания «устного романа». Уроки автономного выживания спасшихся при кораблекрушении людей Висс-отец сводил к трем постулатам: непоколебимой вере во всемогущего Бога, кипучей созидательной деятельности и многосторонним знаниям, пусть даже полученным случайно. По мнению автора, выполнение трех вышеперечисленных условий поможет каждому не только на необитаемом острове, но и в любой жизненной ситуации.
Пастор Висс призывает читателей отказываться от ложной идеи приобретения только «полезных» (как кажется на данный момент) знаний и навыков. Духовный наставник простых прихожан заканчивает свой рассказ впечатляющим призывом: «Учитесь! Учитесь, молодые люди! Знание — это сила, знание — это свобода, умение — это счастье. Откройте свои глаза и разглядывайте этот чудесный мир».
Подобный призыв звучал особенно убедительно после рассказа о том, как теоретические познания и практические навыки побеждают и злой рок, и неблагоприятные обстоятельства, как они помогают найти выход из самых, казалось бы, критических положений.
Йоханн Давид, похоже, и сам увлекался книгами о дальних странах. Во всяком случае, читатель без труда обнаружит в тексте романа следы знакомства автора с сочинениями европейских путешественников-натуралистов. Неизвестно, был ли пастор столь же сноровист, как его главный герой — оптимист и мастер на все руки, но доходчиво рассказать детям о различных сторонах человеческой деятельности приходский священник умел. Впрочем, надо оговориться: возможно, многочисленные и подробные описания различных трудовых процессов попали в текст уже при литературной обработке истории о швейцарских робинзонах.
Висс-старший обладал, очевидно, и недюжинной памятью, сродни той, что обнаруживает основной герой и рассказчик книги. В этом убеждают нас детальные описания самых различных ремесел и занятий, в которых свободно ориентируется глава швейцарского семейства. Еще больше проявляется память автора в эпизодах знакомства с экзотическими животными и растениями. В целом его познания о дальних странах совпадают с уровнем тогдашней европейской биологии. Только ни в коем случае не следует считать Новую Швейцарию отображением какого-то конкретного уголка земного шара. Бернский священник искусно соединяет в своих рассказах флору и фауну различных биогеографических провинций нашей планеты. Не то чтобы он не знал, что лев и морж, например, не могут обитать в одних климатических условиях, просто пастор ставил себе совсем иные задачи: приобщить ребятишек к познанию мира через невероятное — через приключение. Здесь, безусловно, сказалась привычка к образности, выработанная еженедельными церковными проповедями.
