'То, что иногда возникает как побочное, несущественное, может стать чем-то по-настоящему ценным…'
Личное наблюдение.
Иногда нужен именно неудачник.
Ян Ставински был неудачник. И он это знал.
Его неудачи начались еще задолго до его рождения. Его мать дочь приходского священника, отвергла ухаживания сына зажиточного крестьянина и по совместительству владельца единственной мельницы в округе, ради молодого и бедного, но очень бравого на вид капрала Яноша Ставински.
Отец не прожив и года с молодой женой, был мобилизован на борьбу с немецко-фашистскими войсками, где погиб от пули немецкого снайпера при защите Варшавы.
Ян родился уже во время оккупации. Его мать, будучи девушкой видной, быстро попала на глаза немецким офицерам, но по натуре, будучи робкой и мечтательной, робеющей перед человеком в форме, очень скоро пошла по рукам.
Сначала офицеров, а потом дошло дело до простых солдат. Жизнь свою, она закончила в борделе, под немецким солдатом, во время бомбежки русскими Варшавы.
Маленький Ян был сначала на попечении тетки, а после смерти ее в 1947 в местном детдоме, где их было больше 200 человек на 1 воспитателя.
Этот детский концлагерь с подлыми порядками, снился Яну до сих пор.
Едва Яну стукнуло 18, он по-настоящему влюбился. Юная и очаровательная Ксения, дочка главы районной управы, лишь громко рассмеялась, когда краснеющий Ян, принес ей скромный букетик полевых цветов. Сейчас, оглядываясь назад, можно было его понять.
Молодого парня из сиротского приюта, над которым смеется эта балованная девчонка. Но тогда ее смех, резал его душу пополам. Спросите себя, что было делать?
Ян не знал на это ответ. Раздавленный и подавленный, он шел в свою коморку в детдоме. Но тут на глаза попался старый плакат на тумбе для объявлений концертов или плакатов муниципалитета.
Плакат был еще довоенный, наполовину ободранный, но парень, смотрящий с него, был очень похож на самого Яна.
В поношенной одежде, он делал уверенный шаг в какое-то светлое будущее. Куда именно было не разобрать из-за подтеков клея и обрывков плакатов. Единственное, что уцелело, так это фигура парня и надпись. '… легион. Франция. Улица Лемана 112.'
В детдоме его встретил директор. Старый дядька, в круглых очках без одной дужки и вечно засаленном, сером костюме. Когда-то писк моды и немалой цены, костюм этот, сегодня представлял печальное зрелище, в своей затасканности.
Впрочем, Яну, об этом было не судить, ибо те обноски, в которых он был одет, и одеждой то, назвать было сложно. Дядька, Яна, терпеть не мог.
То ли просто из вредности, то ли за тухлые помидоры, которые уронил на него Ян с крыши. Тогда поймали только его. Потому, когда выпускникам стали раздавать назначения, Яну досталась товарная станция и работа грузчика.
И сегодня ему предстояло переехать в рабочий барак, где руководство станции выделило ему койку. Директор не дал даже проститься с друзьями, всучил ему котомку с нехитрыми пожитками и вытолкал за порог.
Как ни странно Ян испытывал от этого странную радость. Ведь он так и так собирался на вокзал. Плакат показал ему его шанс. А упускать его он не собирался.
Ян проработал на станции две недели. Ровно столько времени, чтобы найти подходящий товарный состав во Францию. Потом было четыре дня тряски на крыше вагона и леденящий душу, страх, когда на границах, товарный состав осматривали пограничники.
Когда состав вошел в пригород Парижа и существенно замедлил скорость, Ян подгадал момент и покинул поезд. На ослабевших от недоедания ногах он отправился искать пресловутый легион. Район со смешным названием Фонтунай Су-Буа он нашел только к вечеру.
Изрядно удивив престарелого капрала своим ужасным видом, впрочем, старый вояка видал и не такое. Французский иностранный легион был местом, куда приходили многие, чтобы забыть о прошлом. И многим легион давал такой шанс. Яну в первый раз повезло. Его взяли.
Ян не говорил по французски, но это никого не смущало.
В легионе служило много поляков и его просто определили в учебный взвод, которым командовал именно поляк.
И начались тяжелые будни. С Яна сошло сто потов, прежде чем он услышал вместо презрительного 'фи' — нейтральное, 'ладно пойдет' от своего инструктора.
А потом его перевели в боевую часть. Яну в легионе нравилось.
Кормили отлично, одевали и обували. И были деньги, чтобы заплатить в борделе за красоток, которым гордая Ксения в подметки не годилась по красоте. Ян втянулся и уже не помышлял, ни о чем ином, кроме чина Капрал-Шефа.
Но в этот момент, жизнь словно вспомнила о нем и о том, что Яна она почему-то не любит. Пустяковое патрулирование, в одной из африканских стран, привело в засаду и кровавой бане. Из 15 человек, выжил только Ян, да и то с оговорками.
Четыре осколка от мины в ноге и покореженное лицо, сделали из него инвалида, причем как внешне, так и внутренне. Легион, щедро расплатился со своим бывшим солдатом, но боль от утраты личного образа, молодого и здорового, обеспеченного, военного, была невыносима. Хотелось уехать куда подальше. А дальше всего была только Америка.
США встретили бывшего легионера не приветливой и холодной погодой. Морщась от идущего за окном, мокрого снега, словно он уже падал ему на голову, Ян оглядел аэропорт Нью-Йорка и понял, что хочет туда, где теплее. Пока таможенник оформлял его документы, Ян спросил:
