Андрей Протасов. Москва, декабрь 1991 года.
Я проснулся от звонка в дверь. Открыл глаза и посмотрел на циферблат электронных часов, зеленовато мерцавших в полумраке комнаты. Часы показывали полдевятого. Я глубоко вздохнул и повернулся на бок, мысленно послав ко всем чертям ранних визитеров: сегодня суббота и посему у меня есть стойкое желание выспаться.
Собственно говоря, я уже понял, что звонить может только кто-то из числа хорошо знакомых мне людей. Но интересоваться, кто именно пожаловал ко мне в гости в столь ранний час, не было никакого желания. После прерванного самым бесцеремонным образом сна у меня далеко не самые дружеские чувства к тем, кто это сделал. Особенно если накануне ты допоздна засиделся с приятелями за пивом.
Но визитеры не унимались. Звонок тарахтел. Я полежал в постели еще пару минут, надеясь, что у неизвестного кретина затечет палец на кнопке, и он уберется восвояси. Но, видимо, упрямый малый прилепил палец к кнопке скотчем. Я выругался, слез с кровати, натянул джинсы (не встречать же незваных, но все-таки гостей, в вытянутых трико!) и поплелся к двери.
Если честно, я уже догадался, кто мог нанести этот утренний визит, и по дороге в коридор твердил по себя: «Господи, только не это! Ну, бывают же чудеса: может, какой-нибудь очень упертый почтальон притащил телеграмму или очередные сектанты толкутся у дверей?»
Посмотрел в глазок. Предо мной, отгороженное дверью, предстало нечто бело-серое и явно мехового происхождения. Шуба подняла руку, чтобы снова начать мучить звонок, и я чуть было не заорал от досады. Чуда не случилось: за дверью оптимистически трезвонила моя новая подруга Наташка.
Я открыл дверь, и Наталья пушистым метеором влетела в прихожую, дернула меня за рукав (терпеть не могу эту дурацкую привычку!) и затараторила:
— Ты все еще дрыхнешь, засоня! Я чуть было звонок не сломала, пока тебя будила!!! Иди умойся: на твой заспанный и мрачный вид невозможно смотреть!
Конечно, я мог ей сказать, что у меня всегда такой вид, когда не высплюсь или меня внезапно разбудит какой-нибудь остолоп. Но в последнюю минуту сдержался и произнес как можно суше:
— Чем в такую рань обязан? Ты могла бы заранее предупредить, что придешь!
Обычно я стараюсь не разговаривать в таком тоне с девушками, но если они стремятся превратить меня в ваньку-встаньку, то пусть получают — мне не жалко. Несмотря на четырехмесячное знакомство, из которого только месяц относится к постельной фазе, Наташка ведет себя со мной как благоверная. Несколько раз я делал полпытки расставить вещи по своим местам, но втуне.
В лоб жарить о таких деликатных вещах я не привык, а все мои намеки, экивоки и смены интонаций Наталья элементарно игнорирует. Видите ли, она решила для себя, что у нас «все серьезно» и слезать с этой точки зрения не собирается. Знал бы я, грешный, чем закончится случайный разговор со случайной попутчицей в подмосковной электричке…
Триста раз подумал бы перед этим и столько же — перекрестился. Пока я теплю, ожидая, что Наталья глубоко залезет на «неконтролируемую территорию» — иными словами, зарвется. Тогда с чистой совестью поставлю все точки над «и».
И у меня такое ощущение, что это произойдет сегодня. Все идет к тому: налицо утреннее наглое вторжение с целью узурпации моего личного времени. И если в другой день я еще мог отступить, то сегодня идти на попятный не собираюсь ни в коем случае. Этот декабрьский день я не разменяю ни с одной раскрасавицей мира пусть даже с самой ангельской душой. Поэтому упрямо не иду умываться и мрачно таращусь на Наташку, явно высказывая ей свое нерасположение.
Сегодня — день моего рождения. Второго рождения. Его я отмечаю в очень узком кругу с людьми, которые знают меня гораздо дольше четырех месяцев. Впрочем, Наташа не виновата: я ей не успел рассказать об этом. Даже не уверен, что когда-нибудь расскажу.
— Натали… — стараюсь говорить как можно мягче, — у меня очень серьезное мероприятие. С очень старыми друзьями. И если бы ты меня хотя бы предупредила заранее…
— А ты предупредил меня о своем мероприятии?! — наташкины голубые глаза чуть навыкате от обиды моментально темнеют и голос начинает звенеть. — Я, как дура, вчера по огромному блату достала два билета в Манеж на выставку Константина Васильева… Ты представляешь, какая очередь у этого Манежа?! Хвост на проспект Маркса заворачивает! Позаботилась, чтобы не мерзли, как цуцики, на улице — а ты?!
…-Ну, во-первых, на выставке Васильева я уже был! А во-вторых, у меня сегодня собираются армейские друзья!
Но Наташа меня уже не слушает. Обиженно хлопнув дверью, она выбегает на кухню.
Я выругался вслух, вытащил сигарету из пачки и пошел к телефонному аппарату. Разборки разборками, а позвонить Вове Грачеву все же надо. Едва успел набрать код Ленинграда, как услышал за спиной:
— Это ваше «мероприятие» представляет собой элементарную попойку. Что, я не знаю? В первый раз? Вместо того, чтобы идти со мной на выставку известного художника, ты будешь опять хлестать водку со своим Сергеем Кондрашовым! А он, между прочим, женатый человек! Тебе не стыдно отрывать своими пьянками человека от семьи?