Как бы я ответил на вопрос, что мне дорого?
Да мог бы, в духе пафосно-трагического героя, воскликнуть: "Всё тлен и пыль. Мне ничего не дорого!". Это очень в духе подросткового максимализма, противопоставляющего себя всему миру и не осознающему, что мир проживёт и без него, ага.
А может в лучших традициях боевиков, грозно вздымая кулак к небу, дабы бицепс смотрелся в наиболее выгодном ракурсе, прорычать, с австрийским акцентом: "За жену, любимую, дочку, сестру, брата пасть порву всем!" Нужное, естественно, подчеркнуть и обвести. Только вот фильм это фильм, а в реальности, под градом свинца есть более чем стопроцентный шанс выловить свои девять грамм, не стоит с этим торопится, это точно.
Вполне возможно, что в образовавшейся не так уж и давно волне неповиновения и ненасилия, что-то и есть… Ганди, вероятно, и был в чём-то прав, но доброе слово против не желающего тебя слушать пистолета… да, тихо пробормотать себе под нос: "Весь Мир мне дорог. Миру Мир! Любовь, а не Война!".
Определённо, я человек действия, и мой ответ будет он звучать: "Пошли все к демонам, а за своих всем пасть порву!" Жизненная позиция, в чём-то даже удобная. Нет?
Но это если меня спросят расслабленного, попивающего апельсиновый сок лёжа на диване, и чтобы симпатичная девушка почёсывала мне пятки в то же время.
В данный же момент, мой ответ будет звучать как: "Мне очень дороги мои нервы. Очень дорог мой сон!" При чём тут мои нервы? При том, что двое, парень и девушка, за которыми я уже как некоторое время наблюдаю, хотя нет, приглядываю, будет более верно, неспешно и по-гадски неторопливо, как могут идти только те, кто в жизни не отхватывал тумаков от приблатнённой гопоты, выматывают их из меня километрами. И вот, пока эта парочка полирует друг друга влюблёнными взглядами, которые не замечают только они, однако же, для окружающих давно всё прозрачно. Да только отношений у них, кроме несмелых взглядов, нет никаких. Совсем нет.
Парк, вечер, осенний вечер, то есть темно уже почти. И, казалось бы, давай парень, хватай девку и зажми её где-нибудь в уголке, она же явно не против! Такие слова просто уже горели на языке, так хотелось выругаться, когда они невинно схватились мизинчиками. Взялись за руки, называется. Романтично, слов нет! Но я молчу. Я тихо скольжу в тенях у них по пятам, старательно огибая круги света от фонарей. Впереди раздался взрыв хохота, спугнувший какую-то пташку, уныло заухавшую в стиле "што делають-то. Добрым зверям ужо и спать не дають!". Определённо, впереди подвыпившая компания, и не та, что состоит из планктона, распустившего под вечер галстуки, и желающего как можно дольше не видеть опостылевшую семью, а из обычной наглой гопоты.
— Мафую, может обойдём? — объект "парень-тряпка" на моих глазах плавно перерастает в "парень условно умный".
— Да. — Девушка тряхнула копной светло каштановых волос, не слишком характерных для жителей этого региона, и добавила, — но там нет фонарей.
На тропинке, которая вела в обход буйно галдящей компании, выводя на соседнюю улицу и проходя рядом с заброшенной стройкой, на самом деле не было фонарей, они были кем-то умело разбиты, и, судя по всему, недавно, ибо коммунальные службы здесь работают на ура. Вот прямо скажу, по той тропинке даже я не стал бы в открытую ходить.
— Тогда пойдём обратно, там сядем на автобус?
Браво объект "условно парень", почему же ты раньше не подумал? Ах да, романтика же…
— Нет, — вновь покачивание миленькой головки, но даже от этого скромного движения её волосы, тонкие словно паутина, взлетели с плеч и заискрились в отсветах бездушного фонаря. И у меня дыхание перехватило, едва я попробовал представить, каково это будет выглядеть под полной луной. — Слишком далеко возвращаться.
— Это да, — уныло покивал объект "вновь тряпка". Твоя женщина, хватай её и тащи подальше от опасностей! Зачем спрашивать? — Может подождём?
— Угу. — Девушка скромно кивнула и, аккуратно поправив плиссированную клетчатую юбочку, скромно присела на край скамьи, оставляя парню столько места, что и десять таких в ряд поместилось бы. Ах, какая скромница.
Но отнюдь не время для вникания в их воркования, время моего прибытия домой напрямую зависит от того, как скоро дойдут они. Соответственно, и мой дорогой сон. Так что, неторопливо приладив на спинку скамейки микрофон и воткнув себе в ухо крошечный приёмник, я отправился разбираться с нарушителями порядка… В принципе, ничего такого они пока ещё не нарушили, ну подумаешь, скамейку перевернули, сколько сил надо было приложить, она же чугунная! Ну уронили мусорное ведро, так наверняка приберут за собой, нация аккуратистов же! Ну раскидали всюду бычки да бутылки… ну наплевали кругом… ну…
— А я ей и говрю…
— Га-га-а-га!!
— Нетнет! Поджди! Я ей так и гворю…
— Га-га-га-аа!!
Что хотел сказать "ей" мистер Красноречие никто сегодня так и не узнает, потому как с разгона пробил ему в челюсть. Телескопической дубинкой. Ах, этот звук ломающейся челюсти, музыка для моих ушей! С месяц он точно не сможет "гврить" и есть будет через трубочку. Второй словил ногой в промежность и добивающий в голову, отправивший его в нокаут. Третий взвизгнул, отбросил зажатую в руке бутылку и бросился бежать по дорожке в сторону выхода. Стремительно, словно мастер спорта. Подхватив на бегу одну из валявшихся бутылок, я чуть примерился, помянул богов ловкости и удачи, и отправил её вдогонку, вскрик, глухой удар и шум падающего тела стал моим призом за меткость. Догнав подранка, всё ещё силящегося встать, держась за спину, я столь же безжалостно оглушил ударом в основание черепа.
