– Итак, в школе вы учились довольно хорошо?
– Да.
– И с физкультурой все было в порядке?
– Да.
– В вашем заявлении говорится, что вы практически не болели. Верно ли это?
– Да.
– Говорили ли вам когда-нибудь, что вы склонны к истерии, шизофрении или другим подобным заболеваниям? Скажем, преподаватели в школе?
– Нет, никогда. И дома тоже. – Голос Фумико Такано звучал пронзительно; казалось, она вкладывала в ответы все силы.
– Наблюдались ли у кого-нибудь из ваших ближайших родственников психические отклонения?
– Нет, ни у кого.
Вопросы истцу задавала адвокат Кёко Сакауэ. Уверенный, хорошо поставленный голос Сакауэ, усиленный осенним ветром, врывавшимся в открытое окно, доносился до последних рядов зала суда и был полной противоположностью тоненькому голоску Такано.
Кэйко Исэ сидела рядом с секретарем профсоюза фирмы «Шайн» Синго Цуюки и с восхищением следила, как безупречно ведет судебное разбирательство адвокат Сакауэ. Напротив Сакауэ, нахмурившись, сидел адвокат фирмы-ответчика Такаси Баба. Было что-то забавное в том, как внимательно слушал этот крупный, солидный мужчина диалог между изящной Сакауэ и совсем юной Фумико Такано… Невозмутимость, с которой Сакауэ вела дело, свидетельствовала о редкой для женщины силе и уме, и, хотя на первый взгляд она могла показаться сухой, во взгляде ее близоруких глаз, когда они обращались к Фумико Такано, сквозила глубоко затаенная нежность. Кэйко Исэ любила и уважала Сакауэ и гордилась тем, что эта блистательная женщина-адвокат ее друг.
По Фумико сразу было видно, что она лишь недавно приехала из деревни; на ее темном от загара личике виднелась крупная сыпь. Впервые в жизни стояла она перед судом и напряженно отвечала на вопросы. Но девушка не робела и отвечала искренне и толково.
Синго Цуюки сидел опустив голову, и по его непроницаемому лицу, как всегда, было трудно понять, слушает он или нет. Тем не менее время от времени он делал какие-то пометки в лежавшем перед ним блокноте.
– При приеме на работу вы сдавали экзамен, в который входили проверка на профпригодность, психологический тест по системе Крепелина,[1] тест на способность работать с приборами, грамматический тест и собеседование. Вам предлагали что-нибудь пересдать еще раз?
– Нет.
– Вы не очень удачно прошли проверку на владение приборами?
– Я очень волновалась, когда сдавала этот экзамен, и не знаю, как сдавали другие, но не думаю, что уж хуже всех.
– Сколько человек сдавали вместе с вами?
– Девятнадцать.
– Сколько было принято на работу?
– Шесть.
– В заявлении сказано, что вы приступили к работе в компании «Шайн» 18 апреля – в тот день вы пришли на завод в Одаваре?
– Да.
– Вместе со всеми новичками из префектуры Мияги?
– Да.
Рядом с адвокатом Баба сидели Ёсито Кано, бывший начальник общего отдела фирмы, и Акира Нода, ответственный за общежитие. В зале было еще человек десять из управления делами, специально присланных фирмой. Но и среди них нашлись люди, сочувствовавшие Фумико, например член профсоюза Кадзуко Ино. Войдя в зал, Ино кивнула Кэйко Исэ.
Кэйко была членом профсоюзного комитета завода Одавара. Сегодня началось третье слушание дела, и Кэйко много сделала для того, чтобы на заводе узнали об этом: она распространяла листовки с решением профсоюза обратиться в суд в связи с незаконными действиями компании. Во время первого слушания в зале сидели в основном представители руководства, от профсоюза же пришли только активисты, и можно было подумать, будто рабочие не возражают против увольнения Фумико. Именно с этого и начала свою речь адвокат Сакауэ:
– Борьба только в зале суда редко приводит к успеху, как бы удачно она ни велась. Я знаю это по опыту. Ибо суд по самой сути своей призван служить капиталу. Для полной победы непременно нужна связь с массами, надо, чтобы то, что происходит в этом зале, привлекло внимание людей, и не только работников фирмы. Ведь судья, в конце концов, выносит решение в результате противоборства двух сил.
Тогда-то Кэйко Исэ и Синго Цуюки и решили издать брошюру «О жестокости фирмы „Шайн“ и подняли движение в защиту Фумико Такано. И вот к третьему слушанию с завода Одавара приехало пять работниц, членов профсоюза, взяв несколько дней в счет отпуска. Они пришли, рискуя впасть в немилость; ведь в зале присутствовали представители администрации. Приехали и двое рабочих с завода Тамати, тоже принадлежавшего компании „Шайн“. Им, верно, пришлось раньше обычного выйти из дома, ведь слушание дела начиналось в девять часов утра.
– Работа в профсоюзе – ваше личное дело, я не могу здесь советовать, но ведь вам скоро двадцать три! Пора подумать и о себе. Я знаю многих женщин, которые, отдавая себя профсоюзной работе, не нашли мужа и упустили свое женское счастье, – выговаривал Акира Нода, когда вчера Кэйко Исэ пришла попросить отгул. Он говорил так громко, что все, кто был в это время в дирекции, уставились на нее. «А движение наше все равно ширится», – подумала Исэ. Принести в жертву свое личное счастье… Эти слова все же вызвали в ее душе смутную тревогу. Но отказаться от борьбы сейчас, когда столько сделано… «Абсолютно невозможно, – решила Кэйко. – Ведь даже профсоюзы других фирм поддерживают нас, присылают деньги…»
