Утро понедельника началось довольно обычно — прозвенел будильник, я налила домовому молока в блюдце и отправилась в душ. Тоня у нас хороший. Правда, бурчит временами. Но я к этому привыкла, а родители вообще его не видят. Знают только, что он есть, что любит молоко и овсяное печенье, и предпочитает тусоваться в моей комнате. Тоня был нашим домовым еще в той, другой квартире. А когда мы стали переезжать, я забрала его с собой. Он вроде как член семьи, а семью не бросают. Меня, во всяком случае, так учили. Как я могла забыть, что сегодня горячей воды не будет? Что ведутся работы по замене труб в разгар зимы? Хотя, конечно, могла. Забыла же. И обогреватели расставленные на каждом шагу мне ни о чем не сказали этим утром. Трубы, видите ли, лопнули от этого мороза.
На мое счастье в ванной проплывала одна из стихийных сущностей. Которая, после моего короткого воздействия, не захотела быть поглощенной и выручила меня, подогрев воду от стадии «очень холодно», до «очень тепло, но не жарко». Когда я вышла из душа родители уже проснулись и пили чай на кухне.
— Ты что, в холодной воде мылась? — недоверчиво посмотрела на меня мама.
Она у меня очень красивая, и для своих сорока выглядит просто сногсшибательно!
Высокая стройная и голубоглазая шатенка продолжает сражать мужчин на повал одним взглядом. Правда, на взглядах все и заканчивается, ибо бдительный папа всегда рядом и постоянно на стороже. Еще бы! Такое сокровище и увести могут! А вообще, у них любовь и взаимопонимание. Чему я очень рада.
— Неа — я довольно улыбнулась. Ну что может быть лучше горячего душа по утрам, когда на улице страшный холод. Взяв чистую чашку, я налила свой любимый зеленый чай. Он полезнее, чем кофе, который я тоже люблю, но стараюсь не употреблять, так как он вреден для зубов — они желтеют.
— Тань, ну что ты так на Надю смотришь? Рогов у нее нет, нимба не наблюдается… — заступился за меня папа. — Нет, значит, нет. И потом, мы сами просили ее рассказывать как можно меньше обо всем… этом.
А папа у меня тоже супер! Не Тейлор Лоутнер, конечно, и уж тем более не Ченинг Татум, и совсем не Орландо Блум, но такой классный! Веселый обаятельный задорный высокий зеленоглазый блондин. Он старше мамы на семь лет.
— Ладно — наконец сдалась мама и, допив чай, начала собираться на работу. У нее это так быстро получается, что я не то чтобы в шоке, я в удивлении — почему ген «собираюсь быстро» не передался и мне. То что у мамы занимает двадцать минут я растягиваю часа на два.
— Надь, а блюдце то пустое — папа сделал глоток кофе и кивнул в сторону оставленного мной Тонькиного угощения.
— Тонька выпил — тут же выпалила я и прикусила себе язык. Родителям ни к чему обо всем знать. И хотя я рассказывала им про нашего домового уже достаточно давно, травмировать маму с папой новыми подробностями — не хотелось. Я вообще избегаю всех этих тем в разговорах людьми, особенно с близкими. Как мне рассказывала моя теперь уже давно умершая бабушка, ее пра-пра-прабабушка была колдуньей. А до нее у нас в роду были и ясновидящие, и люди, способные творить чудеса. Но это было давно, я почти ничего не помню из бабушкиных рассказов. Хотя, безусловно, рада, что я не шизофреник, а сверхъестественное у нашей семьи, так сказать, в крови. Я села за стол, рядом с папой, и взяла с тарелки последний бутерброд с плавленым сыром.
— Надь… — папа серьезно посмотрел на меня, — ты ведь знаешь, что можешь поделиться со мной всем?
— Ага — я кивнула и, откусив большой кусок бутерброда, начала интенсивно пережевывать, лишь бы разговор не продолжился. Мои родители достаточно уверенные в себе люди, а мне этой их уверенности постоянно не достает.
— Хорошо — папа поставил грязную посуду в посудомоечную машину, чмокнул меня в лоб, и отправился на работу следом за мамой. А я полила герань, стоящую на подоконнике кухни, и не спеша высушив голову феном, оделась. Волосы у меня каштановые, почти как у мамы… правда по структуре — сущее наказание. Периодически завиваются, а выпрямлять их — многочасовой геморрой. Стоя в прихожей перед зеркалом я критически оглядела себя с ног до головы. Выгляжу как снеговик, но ничего, зато не замерзну. Больше всего в своей внешности мне нравятся глаза, серые и бездонные колодцы, как часто говорит о них папа.
— Пока, Тонь — я прощаюсь с домовым перед каждым уходом из дома, а он каждый раз делает вид, что не слышит, спит, или занят чем-то очень серьезным, не требующим отлагательств и тому подобное.
Но на самом деле он просто боится, что останется один, что я уйду и не вернусь к нему. А пока я не появилась в его жизни — он был одинок. Конечно, домовые иногда общаются друг с другом, но это не то. Я его семья, а он — часть моей. Взяв свою школьную сумку, достав ключи и закрыв входную дверь, я улыбнулась. Закрывать было вовсе не обязательно. После моего ухода Тонька каждый раз проверяет все замки, боится, что его украдут. И это на полном серьезе. Дорога до школы занимает у меня не больше десяти минут, этот раз не исключение.
* * *
В школьной раздевалке я никого не встретила, на первом этаже сидел охранник, и стояли дежурившие учителя, спокойненько трепались возле кабинета директора. Сегодня эту почетную обязанность несли учителя младших классов, новенькие, я редко их вижу. Дальше — хуже. Между лестничными проемами и на этажах стояли по стойке «смирно» только дежурившие ученики. Все как будто вымерли, а кто не вымер — делали вид, что их и здесь нет. Зомби, не иначе. Смешно, конечно, что я вспомнила про ходячих мертвецов. Я не посещаю кладбищ. Они просто переполнены всем кем только можно, в том числе и душами умерших, не нашедших покоя.
