Часть IV
Вожди четвертого рейха, или
Как размножаются Мюллеры.
Крупным и мелким пакостникам посвящается
Эпиграф:
"... При выкапывании
ямы следует учитывать
почвенные качества и
коэффициенты темности
и противности почвы... "
( М. Р. Борман,
"Оконченному Пакостнику" )
ПРОЛОГ
За окном стояла помойка и просто хорошая погода.
Теплое весеннее солнце ласкало пухлое брюшко товарища
Сталина и пробуждало в нем инстинкты, пришедшие от
далеких предков - джигитов и ... Гоги и Гиви Джугашвили.
Запах, исходящий из помойки, оскорблял нежный нюх
вождя. Товарищ Сталин хотел отвернуться от окна, но упал.
Телохранители с нежным шуршанием бросились поднимать его,
а по пути любимый вождь всех времен и народов сказал:
-- Послушай, Жюков, в ка-аком лагэре сидит теперь
товарищ Штирлиц ?
-- Вообще-то ни в каком, товарищ Сталин, - смущенно
ответил Жуков, предвещая конец своей политической
карьеры. "Беломор" кончился еще прошлой весной, - А что,
товарищ Сталин ?
-- Как же так, товарищ Жюков ? Для почти что шестнадцать
раз героя Са-аветского Са-аюза, почти что генерала
Гестапо ваши люди не могут найти приличной камеры ? Ну
погодите же, я с вами разберусь..., - Сталин заворочался,
так как инстинкты стали невыносимы, запах помойки тоже.
Понимая, чего хочет вождь, один из телохранителей
подобострастно поднял его руку и потряс ей, изображая
показывание вождем кулака.
-- Дать закурить ? - с надеждой спросил Жуков, шурша в
кармане подмокшей махоркой.
Сталин плюнул на стол и стал сморкаться в рукав
пиджака одного из телохранителей, давая понять, что прием
окончен. С некоторых пор вождю и отцу всех народов стали
очень нравиться импортные сигареты, в частности
"Marlboro". Жуков, низко опустив голову, отстягнул
портупею и, шатаясь и расстегивая пуговицы на галифе,
вышел из кабинета. Темная личность прошмыгнула по двору и
внезапный взрыв потряс Кремль, ГУМ и помойку.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Штирлиц спал под березкой, прижимая к телу банку с
тушенкой, но даже во сне русский разведчик сосредоточенно
думал о победе Мировой Революции. Рядом ползал Борман,
держа в зубах противотанковую гранату. Глаза
партайгеноссе радостно искрились в теплых лучах
заходящего солнца. Он знал, как много пакостей можно
устроить под темным покровом ночи, имея такую
великолепную вещь и несколько достаточно крепких
веревочек. По полю ходили равнодушные коровы, от нечего
делать разглядывая широкую натуру Штирлица. Такой
мелочью, как толстый партайгеноссе Борман, эти мощные
полезные животные не интересовались.
-- Штирлиц, а Штирлиц, - тихо позвал Борман, ласково
тыкая русского разведчика гранатой в живот.
-- Отстань, - попросил Штирлиц, отбрасывая партайгеноссе
в соседний перелесок. Бывший рейхсляйтер пролетел метров
сто - сто пятьдесят и приземлился толстым задом на весьма
твердый пенек и ойкнул, вытаращив подслеповатые глазки,
почти что на всю тульскую область. Что-то сильно не
нравилось партайгеноссе в этой холодной России, а именно
повсместное наличие противных твердых пеньков.
Борман плюнул, отряхнулся и отправился домой. Они со
Штирлицем жили в большом доме, оставшемся после
раскулачивания одного смышленого кулака, так прекрасно
передававшего немцам все известные ему секреты ( а
секретов он не знал ни одного ).
Спустилась темнейшая деревенская ночь. Штирлиц хотел
встать, отряхнуть росу, солому и лошадиный навоз и
отправиться туда же, куда и Борман, но от вчерашнего
деревенского самогона болели ноги, чесались зубы и
раскалывалась голова, поэтому Штирлиц подтянул к себе
поближе задремавшего от принятой из валявшейся в траве
бутылки водки поросенка, потыкал его кулаком в бок, чтобы
был помягче и поудобней, положил на него разбухшую от
местных спиртных напитков голову и крепко уснул.
Поросенок блаженно захрюкал и почесался пухлым немытым
копытцем, смахивая блох.
Несмотря на плохое качество первача деда Кузьмы,
известного на всю деревню крупнейшего самогонщика,
русский разведчик никогда не терял своей профессиональной
шпионской бдительности. Поэтому шесть человек, приехавших
из Москвы арестовывать Штирлица на Всякий Случай, из
заведения, именуемого официальными органами Куда Следует,
очень удивились тому, что мерно спящий на поросенке и
собственном валенке Штирлиц в ответ на легкое
прикосновение наручников к запястьям весьма ловко
отправил их на середину ближайшего грязного пруда,
поправил сползшего в канаву блаженно храпящего поросенка,
перевернулся на другой бок и уснул еще бдительней.
Вылезши из пруда и сняв промокшие и наполненные
вонючей тиной шапки-ушанки, кожанки и сапоги,
оперуполномоченные, точнее, опернамокшие сотрудники НКВД
засели в кустах и стали скрипящим шепотом обсуждать Умный
План арестовывания Штирлица.
Ночью Борману спалось плохо. Мешали комары, фуражка и
подтяжки, противно булькало в животе. Около часа ночи
партайгеноссе встал, обул сапоги, взял кувшин с молоком
и, побулькивая, переместил его содержимое себе в живот.
Стало немного легче, но противное пищание наглых толстых
комаров выводило Бормана из себя. Он вытер испачканный
рот и попытался уснуть. Борман страдал от бессонницы и
