Вожди 4 рейха, или Как pазмножаются Мюллеpы - [2]

применял противовоздушную артиллерию около тридцати

минут, а затем вскочил и решил идти жаловаться Штирлицу.

Русский разведчик уж непременно спас бы его от этих

наглых тварей каким-нибудь шпионским способом. Борман

одел мундир, с которым не расставался с начала тридцать

девятого года и вышел в сени. Противная кочерга,

неосмотрительно брошенная Борманом вечером, как живая,

подпрыгнула и совсем уже по-человечески врезала

рейхсляйтеру по лбу. Партайгеноссе ойкнул и, завывая,

схватился за ушибленное место. Крупная шишка набухала на

глазах, точнее, на лбу. Борман морщился и понемножку

копил злобность. Ярость кипела в нем, и он уже готовил

множество пакостей, от которых должны были страдать

жители деревни Замухлюевка. Осторожно, чтобы не наступить

еще на что-нибудь прыгающе-дерущееся, Борман наощупь

выбрался из дома и, прислушиваясь к равнодушным воплям

петухов, направился к Штирлицу.

Проходя мимо покрытого тиной пруда, Борман услышал

легкий шорох в кустах. На такие вещи партайгеноссе привык

не обращать внимание - обычно предполагаемыми

противниками в таких случаях становились кошки и куры, но

сейчас там сидели звери покрупней. Услышав из кустов

знакомое слово, которое Борман много раз слышал от

Штирлица, партайгеноссе понял, что в кустах сидят люди,

и, возможно, злые. Борман опустился на четвереньки и

подполз поближе к кустам. Оперуполномоченные сидели

весьма удрученные и ругались, кто первый будет хватать

"объект". Одежда не сохла, стоградусный спирт кончился

еще вчера.

"Что это за объект ? "- с интересом подумал Борман.

Внезапно один из оперов разрешил его сомнения, бросив са-

пог партайгеноссе в лоб с воплем "Чертов Штирлиц ! ".

Борман поймал сапог и нахмурился. Зачем эти нехорошие

люди хотят обидеть его любимого Штирлица ? Ну, он им

покажет...

Прежде всего партайгеноссе залез в сельмаг и стащил

большой моток веревки. Булавки, кнопки и гвозди он взял

там же. Еще нужна была небольшая лопата ( побольше совка,

конечно ), так как Борман придумал новое развлечение:

теперь несчастная жертва, попав в ловушку Бормана,

проваливалась в глубокую яму и сидела там, ожидая

спасителя. Рейхсляйтеру очень нравилась должность

Любимого и Единственного спасителя. Впрочем, скрипя

сердце, Борман решил, что этих злых людей он спасать не

будет.

Скоро оперы слегка подсохли и уснули. Громкий храп

возвещал округе о их тяжелой и опасной службе. Спокойно

спящий в лесу медведь проснулся, прислушался к столь

громким звукам и решил, что этих хамов он съест завтра

утром. Тем временем Борман приступил к выполнению своего

опасного развлечения. После четырех часов ночной работы

то несчастное место, где сидели оперы, было опутано

сложной системой веревочек, заканчивающейся тяжелым

ведром с камнями, подвешенным Борманом на дерево. Все

подходы были хорошо заминированы банками с протухшей

тушенкой, взрывавшимися даже от легкого прикосновения, и

перекрыты самими глубокими ямами в тульской области. На

дно каждой ямы была положена доска с вбитыми в нее

гвоздями, причем что интересно: гвозди были остриями

вверх. Сам Борман сидел в близлежащих кустах, предвкушая

исполнение пожалуй, самой удачной пакости за всю историю

его развлечений.

Вскоре расцвело. Лучи утреннего солнца ласково согрели

партайгеноссе. Борман расслабился и подставил под них

толстый живот в засаленном черном мундире.

Внезапно из кустов показался один из оперов. Ему

чего-то сильно захотелось. Он рысцой подбежал к одной из

ловушек Бормана и остановился, приплясывая на месте.

-- Ну ! - довольно громко попросил Борман, с надеждой

вглядывась в возможную жертву. Жертва не торопилась.

Наконец Борман не вытерпел и поднял голову повыше.

Опытный, как крокодил по неграм, опер живо его заметил.

Он быстро упал на землю, и Борман потерял его из виду.

-- Черт... - разочарованно пробормотал партайгеноссе.

Тем временем опер, ловко огибая все его веревочки и

ямы, приполз с совершенно другой стороны и, увидев

Бормана, сильно испугался. Не менее сильно испугался и

сам Борман, когда сзади него раздался истерический визг.

С быстротой дикой кошки ( тигра ) он забрался на самое

высокое дерево и сел там на самой длинной ветке,

слабо покачиваясь от легкого утреннего ветерка.

Опер перестал визжать, поднял голову и стал

рассматривать Бормана. Его сильно смущала его нацистская

форма одежды.

"Странный он какой-то ", - подумал опер и сделал шаг

вперед, чтобы получше рассмотреть Бормана. Тот с

удовлетворением потер руки. Опер не успел даже крикнуть

мама, как оказался на дне весьма глубокой ямы с отвесными

краями. Борман ухитрялся копать такие ямы совершенно

бесшумно, а также вылезать из них без каких-либо сложных

приспособлений. Борман еще раз радостно потер руки и стал

спускаться вниз. Он ловко перешагнул подряд шесть своих

веревочек и заглянул в яму.

-- Не холодно ? - ласково спросил он сидящего на гвоздях

опера с идиотским выражением на лице.

-- Не-а, - радостно ответил опер, принимая ласку Бормана

за чистую монету.

-- А не сыро ? - спросил партайгеноссе, расплываясь в

улыбке.

-- Да нет, хорошо, - сказал опер, вытаскивая колючки,