В детстве ему часто хотелось стать невидимкой – по крайней мере уметь изменяться так, чтобы, находясь среди людей, не привлекать к себе внимания.
Он рос, и желание это делалось все более назойливым, порой, не в силах сдержаться, он пробовал проскользнуть мимо людей, оставаясь невидимым. И почти всегда получал за это выговор.
– Ну что, опять крадешься? – спрашивали взрослые, и он понимал, что его поведение им не по душе.
Разумеется, он бросил эту привычку, когда вырос и поумнел. Однако необъяснимая страсть быть невидимкой так и не покинула его. Порой ему грезилось, что он обрел желанный дар, он владел им почти наяву, но ведь он всегда был фантазером.
И вот наконец, его тайная мечта сбылась.
Он огляделся, в поисках зеркала. Должно быть, он так изменился, что люди перестали его узнавать. В кафе на другой стороне улицы есть большое зеркало, припомнил он. Надо пойти туда. Он знал, что стал совершенно неузнаваемым. Даже голос у него изменился, как будто что-то произошло с голосовыми связками. А может, у него теперь вовсе и не было голосовых связок. Он сомневался, что способен произнести хоть несколько внятных слов.
Раньше он часто бывал в этом кафе и знал всех тамошних завсегдатаев… Он сел в уголке небольшого зала, поближе к двери, где предпочитали, сидеть люди, которым хотелось побыть в одиночестве. В зале сидели трое. Два оптовика, один из которых, пожилой, явно занимал более низкое положение на общественной лестнице, чем его молодой коллега. Третьим в. этой компании был промышленник. Они пили кофе, не забывая при этом и коньяк, который принес с собой оптовик помоложе. Пожилой все время недовольно брюзжал. Прислушавшись к их разговору, вновь пришедший понял, что старый корил молодого за непростительное расточительство: тот заставил шофера дожидаться, вместо того чтобы отпустить такси, а потом, если потребуется, взять другое. Такси ждало их уже битый час. Наверно, об этом говорилось не в первый раз, потому что молодой оптовик внезапно повернулся к своему коллеге и заявил тоном избалованного мальчишки:
– Перестань нудить, а то я найму в придачу еще два такси и все их заставлю нас ждать.
Пожилой обиженно замолчал. Но вскоре опять принялся за свое. Тогда промышленник перебил его и предложил на этом такси поехать к нему. Там они и пообедают. После серьезного обсуждения это предложение было одобрено, оставалось только позвонить женам и предупредить, что они не вернутся домой к обеду. Но молодой оптовик вдруг заупрямился: ничего страшного, если мужчина поедет по своим делам, не предупредив жену. Какое дело бабам, где их мужья обедают, если они обедают не дома.
Вновь пришедшему захотелось привлечь к себе их внимание, чтобы проверить, действительно ли он стал невидимым, – они теперь обсуждали, следует ли принимать участие в сборе денег для голодающих. Но, подумав, он решил не вмешиваться в их разговор. Да, лучше не вмешиваться. Вскоре они собрались, прикончив предварительно коньяк И договорившись захватить с собой еще бутылку.
Потом в кафе вошли два человека, звали их Йоун и Эйнар. Оба принадлежали к малочисленному кругу его знакомых. Эйнар и Йоун расположились в маленьком зале и заказали кофе. Его они, разумеется, не узнали. Как будто даже не заметили.
Но вот они заговорили о нем, и он вздрогнул, у него застучало сердце.
– Должен признаться, – сказал Эйнар, – меня очень растрогали его стихи, которые ты мне дал. Чем больше я их читал, тем больше они мне нравились, они открыли мне что-то прежде неясное.
– Очень рад, – ответил Йоун. – И мне приятно, что твое мнение совпадает с моим.
– Иначе и быть не могло, – сказал Эйнар. – Незаурядность этих стихов очевидна… в них содержатся глубокие мысли. Но ведь это, наверно, не все, что он написал?
– Да, у него есть и другие стихи, они были опубликованы в разных газетах и журналах. Но их немного.
– Мне бы хотелось прочитать и их тоже.
– Знаешь, что мне пришло в голову, – сказал Йоун, – надо показать его стихи в нашем клубе и издать их отдельной книгой. Я бы и один это сделал, если б не был так стеснен в средствах. Хочешь принять участие в этом Деле?
– Конечно, – ответил Эйнар.
Наконец-то! Он чуть не бросился к ним, чтобы поблагодарить за высокую оценку его стихов, но Эйнар с Йоуном уже скрылись за дверью. Ну что ж, ничего не поделаешь. Они его не узнали. К тому же он и не смог бы заговорить с ними, голос ему не повиновался.
Он работал, потому что был одинок, может, никогда в жизни он не был таким одиноким. И еще потому, что воспоминания одолевали его. Перед ним оживало все, что он выстрадал. Теперь он уже успокоился, и ему было даже приятно вспоминать прошлое.
– Папа, а по-моему, умереть вовсе не плохо, – сказала она. Произнося эти слова, она смотрела не на него, а на дверь, будто говорила с кем-то стоявшим там, хотя и обращалась к нему.
Когда он услыхал это, ему стало жутко, но он постарался сказать как можно беспечнее:
– Почему ты так говоришь, Диса? Ты не умрешь. Ты понравишься, и, может быть, даже очень скоро. – Не дождавшись ответа, он повторил: – Почему ты так говоришь?
– Да просто так… потому что я знаю, – ответила она наконец. Высунув из-под одеяла ножку, она попыталась поднять ее, но это оказалось ей не под силу. – Ведь некоторые умирают, папочка. И даже очень многие, не все же остаются жить. Умереть – это совсем не плохо.
