Месмерические откровения
Перевод с английского М. А. Энгельгардта
Как бы кто ни относился к теориям месмеризма[1], – поразительные факты, давшие повод к этим теориям, ныне почти никем не опровергаются. Их отрицают разве присяжные отрицатели, сомневающиеся из любви к искусству: народ бесполезный и неосновательный. В настоящее время совершенно не стоит доказывать, что человек, единственно усилием воли, может повергнуть своего ближнего в болезненное состояние, очень сходное со смертью (по крайней мере, оно больше, чем какое-либо известное нам состояние организма, напоминает смерть); что в этом состоянии пациент только с большими усилиями и в самой слабой степени пользуется органами внешних чувств, зато воспринимает, неведомыми путями, ощущения, недоступные для физического организма; что, вместе с тем, его умственные способности изощряются и усиливаются в изумительной степени; что между ним и лицом, повергшим его в месмерическое состояние, устанавливается тесное общение, и, наконец, что, при частом повторении подобных опытов, способность впадать в такое состояние усиливается, и перечисленные явления выступают все более и более отчетливо.
Как я уже заметил, установленные выше пункты, в которых намечены все основные законы месмеризма, не нуждаются в доказательстве. Считаю совершенно излишним распространяться на эту тему. У меня другая цель. Я намерен, не считаясь с насмешками профанов, зараженных предрассудками, передать без всяких комментариев сущность весьма замечательной беседы между мною и одной сомнамбулой.
Я часто усыплял этого больного (мистера Ванкирка), так что способность к месмерическому восприятию чрезвычайно изощрилась у него. Он страдал застарелой чахоткой; я его пользовал, стараясь смягчить по возможности резкие припадки болезни. Однажды, в пятницу, меня позвали к нему ночью.
Больной испытывал жестокую боль в области сердца и тяжело дышал, обнаруживая все признаки астмы. Обыкновенно, при таких припадках, ему ставились горчичники к нервным центрам, но в этот раз ничто не помогало.
Когда я вошел в комнату, он приветствовал меня веселой улыбкой и, несмотря на жестокие страдания, казался совершенно спокойным.
– Я послал за вами, – сказал он, – не ради облегчения физических страданий, а в надежде, что вы поможете мне разобраться в некоторых душевных явлениях, которые очень тревожат и удивляют меня. Вы сами знаете, как скептически я относился к вопросу о бессмертии души. Тем не менее, всегда выходило так, как будто в этой самой душе, которую я отрицал, шевелится смутное чувство своего существования. Но чувство это никогда не превращалось в убеждение. Оно решительно не поддавалось моему рассудку. Попытки логического исследования только усиливали мои сомнения. Мне посоветовали изучать Кузена[2]. Я изучил его систему в подлиннике, а также в ее европейских и американских отголосках. Попался мне, между прочим, «Чарльз Элвуд» мистера Браунсона[3]. Я прочел его с глубоким вниманием. Книга бесспорно логичная; к сожалению, именно основные аргументы неверующего героя не просто логичны. Чувствуется, что ему не удалось убедить самого себя. Конец совершенно расходится с началом. Словом, я вскоре заметил, что человек, убежденный в своем бессмертии, никогда не приходит к этому убеждению путем голых абстракций, к которым так склонны немецкие, французские и английские моралисты. Абстракции могут забавлять и развлекать, но не овладевают душой. По крайней мере, здесь, на земле, философия никогда не заставит нас принимать свойства вещей за самые вещи.
Воля, быть может, согласится, но душа, разум – никогда.
Итак, повторяю, я только смутно чувствовал, но не верил сознательно. В последнее время, однако, это чувство становилось все глубже и глубже, и, наконец, до такой степени стало походить на разумное убеждение, что я затрудняюсь указать разницу между тем и другим. Я приписываю это месмерическому влиянию. Мне кажется возможным лишь одно объяснение: в месмерическом состоянии мой разум создает цепь умозаключений, которая совершенно убеждает меня, – но, когда я пробуждаюсь, в моем сознании остается лишь ее результат. В сомнамбулическом сне доказательства и вывод – причина и действие – являются вместе. В нормальном состоянии причина исчезает, – остается только действие, и то, быть может, лишь отчасти.
Эти соображения навели меня на мысль, – нельзя ли добиться толку, предложив мне ряд вопросов, когда я буду в месмерическом состоянии. Вам часто случалось наблюдать, какое глубокое самосознание обнаруживается в сомнамбулическом сне, как отчетливо представляет пациент условия самого месмерического состояния; быть может, это обстоятельство послужит вам руководящей нитью для вопросов.
Я, разумеется, согласился произвести опыт. Несколько пассов погрузили мистера Ванкирка в месмерический сон. Дыхание его тотчас стало легче, физические страдания, по-видимому, прекратились. Затем последовал диалог, приведенный ниже: В. означает пациента, П. – меня.
