Герои этой истории — не Теодора Дьюк и Стэси Линдстром, а несессер с туалетными и прочими дорожными принадлежностями из серебра, коллекция клуазонне, стопка изодранных детских книг и герметическая кухня, которая не желала варить.
Задолго до того, как все эти вещи были приобретены, еще в ту пору, когда Тео ходила в коротких платьицах, а ее отец Лайман Дьюк занимался, не очень успешно, куплей-продажей земельных участков, семью их отличала склонность к авантюрам. Жили они тогда в маленьком коричневом домике, где вы ожидаете увидеть детей и кроликов на заднем дворе и где отец семейства никогда не опаздывает к ужину. Но мистер Дьюк вечно торопился на поезд, чтобы осмотреть новые вырубки в сосновых лесах северной Миннесоты. Жена часто ездила вместе с ним в этот пустынный край, далеко за Гранд — Марэ и Верхним Озером, и даже вой волков не вызывал в ней страха. В те годы Дьюки много смеялись и мечтали увидеть горы и тропические леса.
Тео обретала свою мечту, бродя по зарослям пятифутового коровяка вместе со Стэси Линдстромом. Этого бледного, невозмутимого маленького норвежца Тео предпочитала всем своим сверстникам, потому что он был неистощим на выдумки.
Тогда, в 1900 году, Верной был совсем молодым городом. Он не знал загородных клубов, не знал избранных кругов. Поселенцы-пионеры, приехавшие сюда из Мэна и Йорка и ставшие владельцами мельниц и лесопилен, были богаче, чем появившиеся позднее выходцы из Огайо, Индианы и Норвегии, но держались они просто. Проносясь по улицам на гладких, ухоженных лошадях, первые люди города кричали: «Здравствуй, Хэйни!», «Добрый вечер, Кнут!» — вовсе не думая, что снисходят к ним. И, предпочтя Стэси Линдстрома Эдди Барнсу, который провел целый год в закрытой школе и был обладателем стодолларового велосипеда, Тео не считала, что проявляет какой-то особый демократизм. Не считал этого и Стэси.
Эта темноволосая, быстроногая, смуглая, словно светящаяся девочка казалась великолепным жеребенком, а он рядом с ней — пушистой овечкой. У отца Тео была контора, отец Стэси работал на деревообделочной фабрике. И все же верховодил Стэси. Он много читал и мог смастерить все, что угодно. Он придумал игру в флибустьеров, и куда там до них обыкновенным пиратам! В густом лесу, на отвесной круче над Миссисипи, он оснастил для своего доблестного экипажа из одного человека брошенную мусорную тележку — паруса из старых мешков, абордажные сабли из ободьев бочки и доска, с которой сбрасывают в море пленников. К доске по просьбе пленников, сиречь Тео, он для удобства приделал перила.
Но, подумаешь, флибустьеры! Кто угодно мог играть в них, даже Эдди. От одного из старожилов Стэси услышал о фургонах, которые в былые времена медленно пролагали свой путь от самых аванпостов Свободных Трапперов на Ред-Ривер с грузом мехов куницы и чернобурой лисы для шеек французских принцесс. Ужасающе скрипели немазаные колеса, на возницах в куртках из оленьей кожи рдели пунцовые шарфы, каждый миг из леса могли бесшумно появиться индейцы… Стэси тут же превратил разбойничью бригантину в фургон с Ред-Ривер. Иногда это было семь или десять фургонов, и они же баррикада. Укрывшись за ней, Стэси и Тео отбивались от свирепых индейцев племени дакота.
После вылазок со Стэси Тео только презрительно фыркала, когда Эдди звал ее кататься на коньках. Эдди считал, что выписать коньками восьмерку на прочном льду ручья — предел мечтаний всякого спортсмена, а Стэси мог во время нх игр вызвать волшебника Мерлина из древних пещер и заставить его выполнять все желания маленькой девочки. И он умел прыгать на лыжах с горы! И мог починить велосипед. А Эдди даже несчастную передачу тащил в мастерскую.
И городок и Тео стали менее простодушны к тому времени, когда она пошла в Центральную среднюю школу. Две с половиной тысячи мальчиков и девочек были собраны в высоких мрачных комнатах с истертыми полами, пахнущих мелом и мокрой губкой. Там было вокальное общество, своя газета, дискуссионный клуб и маскарадные вечера. Обучали там толково, жизнь кипела ключом, но школа была слишком велика для дружбы за пределами класса. Здесь Эдди Барнс блистал. Энергичный, глава спортивного общества, превосходная прическа, настоящие золотые часы. Стэси Лиидстром как-то затерялся среди всех остальных.
И не кто другой, как Эдди, провожал Тео домой с вечеринок. Эдди был светский молодой человек. Он так же спокойно отправлялся в Чикаго, как мы с вами отправились бы на Сент-Круа-Рнвер бить острогой щук.
Стэси редко ходил на вечеринки. Тео приглашала его к себе, и подруги ее были с ним любезны. По правде говоря, танцевал он лучше, чем Эдди. Но он не мог рассказать о Чикаго. Ему вообще не о чем было рассказывать. И он не пел и не занимался спортом. Отец его умер. Три вечера в неделю и всю субботу Стэси работал в мастерской обойщика — темном, с запыленными окнами помещении над складом, где два старика шведа вели нескончаемый спор о том, что лучше — лютеранство или шведский адвентизм.
— Почему ты не подыщешь себе хорошую, живую работу? — покровительственно спрашивал Эдди у Стэси во время каникул, и Тео вторила ему; но ни тот, ни другая не могли присоветовать ему никакой определенной хорошей, живой работы.
