Великий караван

Не знаю, каким образом, благодаря какому смещению пространства или времени, я оказался в этой мрачной местности. Я чувствовал себя совершенно измотанным, словно мне только что пришлось совершить продолжительный переход. Но я ничего не помнил о том, что было со мной раньше. Придя в себя, я увидел простиравшуюся вокруг меня пустыню; ничего, кроме бесконечной пустыни под низким потолком свинцовых туч. Ничего другого… кроме великого каравана. Это было зрелище, способное отбить всякий интерес к воспоминаниям, зрелище, заставляющее обратить внимание на самого себя, чтобы убедиться, что все еще принадлежишь к роду человеческому.

Это была бесконечная вереница самых разных созданий, животных и разумных существ, извилистой непрерывной чередой протянувшаяся через равнину от горизонта до горизонта. Она словно возникала из ниоткуда и уходила в никуда, проходя поблизости от невысокой скалы, на вершине которой я сидел. Участники шествия шагали стройными рядами, по четыре в ряд. Кое-кто из них действительно шагал на двух ногах, но у многих было по шесть, восемь или больше ног, а некоторые вообще передвигались ползком, перекатывались или продвигались вперед длинными прыжками с помощью крыльев. Так или иначе, но все они двигались вперед, причем таким образом, что их марш больше походил на танец. Их внешний вид был потрясающе разнообразен. Среди них находились и небольшие создания, и настоящие гиганты. У одних тело было покрыто чешуей, у других — перьями, у третьих — блестящей оболочкой, похожей на хитиновый панцирь насекомых, у четвертых пестрыми полосами, делавшими их похожими на зебру. Некоторые из них находились целиком или частично внутри прозрачных геометрических фигур, очевидно, содержавших привычную для них среду обитания, жидкую или газообразную. Эти костюмы, комбинезоны или скафандры были идеально подогнаны к фигурам хозяев, независимо от того, передвигались ли они с помощью дюжины щупалец, или вообще были без ног.

Эта процессия была слишком разнородной, чтобы быть армией. Но это не было и бегством от какой-либо страшной опасности, потому что беженцы не танцуют под музыку, если, конечно, можно было считать танцем плавные ритмичные движения множества ног, а музыкой — странные звуки, издаваемые удивительными инструментами. Это шествие можно было принять за многочисленную команду кандидатов на место в новом Ноевом ковчеге, но в их рядах не ощущалось никакой паники, впрочем, как и осознания некоего величественного предназначения. Они просто шли куда-то, шли спокойно и неторопливо. Это было почти праздничное шествие. Может быть, это был парад какого-то чудовищного цирка? Но тогда кто руководил этим цирком, для кого предназначался этот парад, если я не видел ни одного зрителя, если не считать меня самого?

Наверное, я должен был испугаться при виде столь фантастической орды, но страха я почему-то не испытывал. Поэтому я спрыгнул со скалы, бросил последний взгляд на окрестности, чтобы еще раз убедиться, что вокруг нет ничего, что могло бы объяснить мое присутствие здесь, и направился к колонне.

Заметив меня, они не остановились, не заговорили со мной, не стали угрожать мне, но и не обратились в бегство. Они не попытались схватить меня или хотя бы окружить, чтобы помешать мне убежать. Они просто продолжали спокойно шествовать дальше, ни на йоту не сбившись с ритма. В то же время, я видел, что на мне сконцентрировались взгляды тысяч внимательных глаз, или находившихся на концах раскачивавшихся высоко над головами гибких отростков, или глубоко сидевших в темных впадинах черепных коробок. Я медленно приблизился к бесконечной колонне. В этот момент находившееся передо мной в крайнем ряду существо в виде колеса с единственным круглым глазом на его оси немного ускорило свое движение, в то время как шествовавший за колесом синий осьминог, накрытый, как колпаком, прозрачным сосудом с опалесцирующей жидкостью внутри, немного притормозил. Таким образом, в колонне появилось место для меня.

Я машинально шагнул вперед и оказался в рядах великого каравана, двигаясь куда-то вместе со всеми. Как ни странно, но все мои мысли занимал мой спутник спереди. Меня заинтриговало, каким образом он ухитрялся сохранять равновесие при движении. Потом мне показалось любопытным, что шедший за мной осьминог почему-то перемещал свои щупальца по три одновременно. Через некоторое время у меня мелькнула мысль, что только какое-то чудо могло объединить в одно сообщество столь разные существа. Хотя, впрочем, разные инструменты прекрасно объединяются в оркестр без всякого чуда…

Я слышал вокруг себя негромкий гул голосов, говоривших на незнакомых мне языках; у некоторых ближайших ко мне спутников я заметал странные повторяющиеся изменения формы или цвета, что тоже, наверное, было одним из способов визуального общения.

Я попытался обратиться к соседям по колонне на всех известных мне языках доброго десятка планет, но не получил ответа. Я уже хотел заговорить с ними на земном языке, но что-то удержало меня от этого. Неожиданно большое птицеподобное существо, парившее под прикрепленным к его телу пузырем, явно наполненным газом легче воздуха, осторожно наклонилось ко мне и что-то доверительно забормотало на ухо. Не получив ответа, оно усеяло дорогу под ногами подозрительными черными орешками, подпрыгнуло над рядами и перелетело куда-то вперед. Потом ко мне приблизилось двуногое существо из передних рядов. Оно описало несколько кругов, двигаясь в ритме вальса, а затем, остановившись передо мной, протянуло мне нечто, напоминавшее четвертинку кокосового ореха. Мне показалось, что оно было женского пола — возможно, из-за изящного, даже хрупкого телосложения. Возможно, также, из-за аккуратного хохолка фиолетовых перьев вокруг головы. Вместо носа и рта у нее на лице торчал похожий на хобот отросток, постепенно утончавшийся и заканчивавшийся небольшим розовым отверстием. На месте грудей у нее располагался целый ворох лепестков такого же цвета. Я снова попытался использовать все известные мне языки, но с прежним успехом. Когда я, наконец, замолчал, потеряв всякую надежду, создание поднесло к отверстию на конце хобота кусок ореха и изобразило, будто откусывает от него. Потом оно снова протянуло мне свое подношение. Взяв его без особого воодушевления, я понял, что должен попробовать — хотя бы из вежливости. Это оказалось нечто сравнительно съедобное, распадавшееся во рту на отдельные похожие на листочки слойки. По вкусу этот деликатес немного напоминал прогорклое топленое молоко. Продолжая жевать, я с улыбкой кивнул существу. Оно радостно встопорщило свои лепестки и покрутило головой, прежде чем расстаться со мной. Я едва не крикнул вслед этой симпатичной дамочке «Спасибо, цыпочка!», но что-то снова удержало меня от использования родного языка.