Андрей Миллер, Антон Мокин
ВЕДЬМЫ НЕ ПЛАЧУТ
«Если судья хочет узнать, дано ли ведьме колдовское упорство в сокрытии правды, пусть исследует, плачет ли она при допросе и пытке.
Ведьма не может проливать слез. Она будет издавать плаксивые звуки, постарается обмазать щеки и глаза слюной, чтобы представиться плачущей.
Свойство женщин — обманывать. Но нет ничего удивительного в том, что вследствие лукавых происков Дьявола даже ведьма заплачет.
Пути Господни неисповедимы»
Hexenhammer, 1486
Каспар открыл глаза и тут же об этом пожалел. Новый день, прежняя тоска… лучше бы он вообще не просыпался.
Его комнатка напоминала размерами то ли шкаф, то ли гроб — тут разве что лечь можно было, а так толком и не развернешься. Разумеется, никакого окна, как и во всем проклятом подвале, где Каспар жил и работал. Вечный мрак, вечная сырость и отвратительные запахи. Ничего хорошего.
Юноша уже затруднялся припомнить, когда последний раз гулял на свежем воздухе, под ярким солнцем — или хотя бы просто под открытым небом, по улочкам вольного города в самом сердце немецких земель. Он точно мог сказать, что работает здесь недолго, но сколько именно времени?
Однообразные дни смешались, счет им был безнадежно потерян.
Вздохнув и помянув черта, Каспар оделся. Затем отворил дверь — крохотный проем, через который не мог пройти, не согнувшись. В большом помещении за дверью оказалось более-менее светло — горели свечи, но зато воняло еще сильнее. Плесенью, какой-то тошнотворной кислятиной, да и самым настоящим дерьмом тоже.
Напарник, почти старик, уже сидел за массивным столом в центре комнаты и безо всякого аппетита завтракал. Выглядел он не лучше, чем обычно: жидкие седые волосы, уродливый нос крючком, нелепо выпирающий острый подбородок — будто ожившая карикатура. Хотя даже бесов на гравюрах иной раз изображают симпатичнее.
— Доброе утро, Ганс.
— Угумс.
«Доброе», как же тут.
Ганс нацепил заляпанный всевозможными естественными жидкостями рабочий фартук заранее. Он что, хотел сделать трапезу еще более неприятной? Каспар заглянул в свою тарелку и не испытал никакого энтузиазма. Опять склизкая зерновая каша, не имеющая вкуса и мерзкая на вид. Лучше не смотреть, пока ешь. Ни мяса к ней, ни меда, ни ягод… Только немного хлеба: судя по всему, пекли его из того, что на мельнице с пола сметают. И вода с запахом болота.
— Шо, работать готов? — пробубнил Ганс, пытаясь прожевать свою черствую краюху оставшимися зубами.
— Ну, выбора-то все равно нет, правда? — вздохнул юноша, ковыряясь деревянной ложкой в каше.
Есть эту дрянь практически невозможно, однако необходимо. Работают-то они с Гансом руками, тут силы нужны.
— И почему нас не могут нормально кормить? Хоть бы курицу иногда, яблоки. И пиво, даже самое дешевое, я согласен. Но нет! Так просто невозможно. Мы же здесь не заключенные!
— Видать, начальству шо мы, шо эти… Начальник-то приедет сегодня, вот его и спроси… умник.
О, а ведь и правда! Перестав считать дни, Каспар совершенно упустил этот факт. А редкие визиты начальства — единственное разнообразие в каждодневной рутине… судя по тому, насколько юноша мог припомнить последний такой случай. Почти все детали напрочь выпали из головы. Он твердо знал лишь одно: начальник прибудет, чтобы забрать заключенных. На какое-то время станет в этих казематах посвежее. Наверное. Кстати, а кто привозит новых подопечных? Каспар будто никогда и не обращал внимания, откуда они берутся.
Он старался поменьше думать о своем занятии. В конце концов, профессию юноша себе не выбирал: дети палачей такой возможности почти всегда лишены. Они продолжают дело отцов.
— Ежели повезет, так хоть работа нынче того, покороче выйдет… да никак и отдохнем после.
— Надеюсь на это. А то, если честно, не хочется даже начинать. Опостылело.
Продолжая жевать безвкусную субстанцию с противными комочками, Каспар окинул взглядом помещение. Ничего нового он тут увидеть, конечно, не ожидал — но какие варианты, на Ганса смотреть?
Завтракали они с Гансом прямо на рабочем месте, в пыточной — за тем самым столом с проушинами для веревок, на котором кому-то скоро предстоит пережить много неприятного. Даже вытирали его перед едой не особо тщательно. Помещение было довольно большим, вытянутым, но потолок ужасно низкий: он буквально давил на голову. По длинным сторонам к пыточной примыкали комнатушки палачей, а с противоположных торцов располагались входная дверь — за которой лестница на поверхность — и проход к камерам.
Точнее, как сказать — камерам? Там просто еще одна комната без солнечного света, в которой стоят клетки: слишком маленькие, чтобы позволить встать или вытянуться лежа.
В пыточной у Ганса с Каспаром был порядок, если не считать вони. Колодки, дыба-ложе, шипастый «ведьмин стул», скамья с острым углом вместо плоскости, тиски, жаровня, бочка с водой — по углам, на стенах развешаны плети, розги, груши (которые так нравились Гансу и вызывали особое отвращение у Каспара). Здесь же разнообразные металлические инструменты: крючья и щипцы всяких форм и размеров, кочерги с приваренными клеймами, многое другое.
Света, свежего воздуха и нормальной еды в этом подземелье не бывало никогда, зато вот уж с чем не было проблем, так это с инструментами для работы. Самый полный набор средств для причинения всех возможных страданий.
