— Ты слышишь меня, Ану? Конечно, слышишь! Ты слышишь и видишь всё, что здесь происходит. Тебе по вкусу моя беспомощность, не так ли? Ты рад, что так получилось?
Он метался в своей темнице, словно загнанный в ловушку зверь. Рычал от острого, как кинжал, бессилия, вновь и вновь пытаясь разбить окружающие его зеркала. Тщетно. Только руки в кровь. Пленнику не выбраться из его тюрьмы. Не в этот раз.
— Будь ты проклят! Будьте вы все прокляты! Ты еще пожалеешь, Ану, за содеянное, ты еще пожалеешь! И не только ты… Все вы пожалеете! Все!
Заключенного окружил хоровод его собственных отражений. Зеркала насмешники, жестокие шутники, чьи шутки способны свести с ума любого. Его отражение скалилось и корчило рожи, другое стояло угрюмое, скрестив руки на груди, третье вообще отсутствовало… Зеркала тоже соскучились по развлечениям. У них давно не было гостей.
Он резко замер, глядя в глаза своему настоящему отражению. Усталому и озлобленному. Криво улыбнулся и жарко зашептал, прижавшись лбом к холодному стеклу.
— Запомни мои слова, отец… Я еще вернусь. Вернусь, клянусь тебе тем единственным, что ты мне оставил. Жизнью. Я выберусь отсюда, чего бы мне это не стоило. И ты еще пожалеешь, что не прикончил меня. Слышишь, Ану? Слышишь?! Я заставлю тебя пожалеть! Заставлю!
Глава 1. Старые загадки Доминик
Жаркий Месяц, «Червец» по старому календарю.
Двадцатый год от эры Нового Бога.
От скупого света буквы стали расплываться, в глазах защипало. Алевтин отложил перо и размял перемазанные чернилами пальцы. Взглянул на свои руки. Тонкие кисти, обтянутые бледной кожей с проступающими под ней синими венами и пигментными пятнами. Когда‑то он гордился длинными, как у музыканта, пальцами и изящными запястьями. Но старость сделала своё дело — худые и дрожащие его руки больше походили на больные птичьи лапы.
Алевтин бросил взгляд в окно и к своему удивлению отметил, что стоит глубокая ночь. Давно потемнели сгустившиеся сумерки, зажглись звезды. Кто бы мог подумать? За работой и не заметил, как быстро время пролетело.
От долгого сидения на месте разболелась спина. Алевтин попытался подняться, но голова внезапно закружилась, и он рухнул обратно на стул. Так порой бывает. Надо только подождать немного, и всё пройдет. Сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Тогда сердце успокоится, и перед глазами перестанут плясать огненные всполохи.
Здоровье и без того слабое стало подводить. Но всё равно оно того стоило — на еще один маленький шаг приблизился к разгадке. Много лет Алевтин собирал сведения по крупицам, отсеивал ненужное — глупые легенды и сказки, слухи, страшилки, выдуманные, чтобы пугать людей. Не жалея себя, пробирался к тайне, укутанной темным покрывалом веков. И вот, спустя столько лет, почти… Почти подошел к своей цели. Осталось совсем немного. Только найти ключ.
Дверь приоткрылась, в комнату заглянул его ученик — Доминик. Он держал поднос, на котором дымился горячий ужин.
— Я принес вам поесть, дядя.
Алевтин улыбнулся. Хороший заботливый мальчик. На самом деле они не кровные родственники. Родители отдали Доминика Алевтину — ученому и алхимику, обещав платить каждый месяц двадцать серебряных монет вплоть до совершенолетия сына. Им очень хотелось избавиться от нелюбимого ребенка. Алевтин был не против. Мальчик оказался смышленый и всё схватывал на лету, да и лишние деньги пригодятся. Доминик со временем крепко привязался к своему учителю и называл «дядей». Алевтин не запрещал — ему было приятно.
Доминик поставил поднос на стол, осторожно убрал бумаги, отодвинул от края тяжелые книги. Закрыл чернильницу. Его взгляд упал на записи Алевтина.
— Вы перевели эти строки? Что это? — спросил, внимательно приглядываясь. — Стихотворение?
Алевтин снял с подноса чашку с горячим пряным вином и сделал большой глоток. Приятное тепло разлилось по телу, заглушая тупую боль в спине.
— Не совсем. Скорее загадка, — и произнес негромко нараспев:
Настанет час, когда во тьме холодной
В бездушных зеркалах.
Мятежный дух, изгой, проклятье рода,
Несущий боль и страх,
Давно томимый злою жаждой воли
И местью обуян,
С мечтою об отеческом престоле
Исполнит свой обман.
И кровь его тогда переродится
в заветный плод.
И вечный повелитель отражений
Он замолчал, и на комнату опустилась хрупкая тишина. Было слышно, как за окном стучит мелкий дождь. Лето выдалось сырым и холодным.
— И что это значит? — поинтересовался Доминик наконец.
— Не знаю. Надо разобраться. Но я чувствую, это нам еще пригодится… Не зря его зашифровали, не зря…
Уже после Доминик помог Алевтину подняться на второй этаж, в спальню — они снимали небольшой домик на окраине столицы, где никто не мог потревожить их уединения. Потом же снова спустился в кабинет учителя.
Ему было пятнадцать, но к тому времени Доминик считал себя достаточно эрудированным, чтобы помогать Алевтину разбираться в древних рукописях. Алевтин думал иначе. Старик слишком ревностно относился к своему делу, никому его не доверяя. Хотя и его понять можно — столько‑то лет потратил, чтобы разгадать старую загадку, на отголоски которой он когда‑то наткнулся в юности.
