Рэй Брэдбери
В мгновенье ока
Когда в мюзик-холле показывали фокусы, я заметил человека, точьвточь похожего на меня.
В воскресенье мы с женой пошли на вечернее представление. Лето выдалось на редкость погожим, публика таяла от жары и предвкушения чуда. Вокруг нас сидели благонравные пары, которые сначала от души веселились, а потом заволновались, увидев карикатуру на самих себя, увеличенную до невероятных масштабов.
На сцене распиливали пополам женщину.
Надо было видеть довольные ухмылки женатых мужчин.
Объявили следующий номер: ассистентка зашла в шкафчик и исчезла. Бородатый фокусник изображал слезы отчаяния. Но она, помахивая набеленной ручкой, возникла на карнизе балкона — бесконечно прекрасная, далекая, недоступная.
Надо было видеть кошачьи усмешки замужних дам!
— Взгляни на эти лица, — сказал я жене.
Теперь женщина парила в воздухе… богиня истинной любви, рожденная мужским воображением. Лишь бы только ее прелестные ножки не коснулись земли. Пусть остается на своем невидимом пьедестале. Смотрите все! И не рассказывайте мне, как это делается, слышите? Просто любуйтесь ее полетом и предавайтесь мечте.
А что представляет собой этот расторопный человечек, который жонглирует тарелками, шарами, звездами и факелами, крутит на локтях обручи и при этом удерживает на носу голубое перо? Да ничего особенного, отвечал я себе: чей-то муж, вечно в разъездах, интрижки, работа, обед всухомятку, репетиция, стимуляторы, снотворное, банковский счет, мелочная экономия.
Наверно, зрители шли на представление не для того, чтобы полностью отрешиться от мира, а для того, чтобы увидеть его в мало-мальски приемлемом обличье: более ярким, чистым, стремительным, точным — зрелище одновременно вдохновляющее и грустное.
Будто мы в жизни не видали, как исчезает женщина?
А там, на черном бархате помоста, как раз исчезали женщины — загадочные существа из пудры и розовых лепестков. Алебастровые статуэтки, фигурки из летних лилий и прохладных дождевых струй, переплавленных в мечту — и эта мечта оборачивалась пустым зеркалом уже оттого, что фокусник жадно тянул к ней руки.
Из шкафчиков и комодов, из рыболовных сетей, вздрагивая, как тонкий фарфор, от выстрелов фокусника, исчезали женщины.
Это символично, подумал я. Почему фокусник наводит пистолет на хрупкую ассистентку? Не иначе как он — тайный раб мужского подсознательного.
— Что-что? — спросила жена.
— А?
— Ты что-то бормотал.
— Извини. — Я раскрыл программку. — О! Следующим номером выступает мисс Миг! Самая ловкая в мире карманница!
— Ну уж, самая ловкая, — фыркнула жена.
Я скосил глаза, чтобы разобраться, шутит она или нет. В темноте мне показалось, что ее губы изогнулись в улыбке, смысл которой до меня так и не дошел.
Из оркестровой ямы доносилось жужжание, словно там потревожили пчелиный рой.
Открылся занавес.
На сцене, без громкого пения фанфар, без развевающейся мантии, без эффектного поклона, лишь со снисходительным кивком и едва заметно вздернутой левой бровью, возникла мисс Миг.
Когда она щелкнула пальцами, я подумал: сейчас на сцену выбегут дрессированные собачки.
— Мне нужны добровольцы. Мужчины!
— Сиди. — Жена дернула меня за рукав.
А я уже вскочил было с кресла.
По залу прокатилось волнение. Подобно молчаливой своре псов, зрители поднялись со своих мест и двинулись (или, если уж быть точным, бросились) к сцене, как только иллюзионистка поманила их пальцем, не знавшим маникюра.
Я сразу догадался, что именно она, мисс Миг, на протяжении всего вечера разыгрывала исчезновение.
Малобюджетный иллюзион, отметил я про себя, каждый артист работает в нескольких номерах. И эта особа ничем не лучше прочих.
— Что-что? — переспросила жена.
— Опять я бормотал?
Честно признаться, мисс Миг произвела на меня отталкивающее впечатление. Она выглядела так, будто успела сойти со сцены, переоделась за кулисами в мешковатый, не глаженый твидовый костюм с пятнами соуса и травы, растрепала прическу, кое-как намазала губы, уже собиралась покинуть театр через служебный подъезд — и тут ей крикнули: «Ваш выход!»
В таком виде она и предстала перед нами: простые уличные туфли, ненапудренный нос, руки мельтешат, а лицо равнодушное — просто отбывает номер, вот и все…
Но теперь она стояла как вкопанная и выжидала, засунув руки в мешковатые твидовые карманы и холодно поджав губы, а бессловесные волонтеры пособачьи трусили к сцене.
Эту разношерстную свору она мгновенно подчинила себе и несколькими тычками выстроила в одну шеренгу.
Публика замерла в ожидании.
— Все свободны. Займите свои места!
Еще один щелчок неухоженных пальцев.
В полной растерянности, недоуменно переглядываясь, добровольцы потянулись к ступеням. Она позволила им одолеть ровно половину лестницы и, словно делая одолжение, спросила:
— Ничего не забыли?
Все как один резко обернулись.
— Это чье?
С кислой улыбкой, которая могла бы поспорить с самыми сухими винами, она лениво извлекла из кармана мужской бумажник. Из складок жакета достала еще один. Потом третий, четвертый, пятый… В общей сложности десять штук!
Она держала их между пальцами, как печенье для послушной собачонки.
Мужчины прищурились. Пробыв на сцене считанные минуты, к этим предметам они конечно же не имели никакого касательства. Фокусница ни перед кем не задерживалась. Это розыгрыш. Просто-напросто за выход на сцену можно получить новехонький бумажник — как сувенир!
