Нежно-золотистый лучик мягкого утреннего солнца неслышно пробрался в комнату через узкую щель в неплотно сдвинутых занавесках, придирчиво оглядел своё косматое отражение в круглом зеркале, висевшем напротив окна в стариной жёлтой раме, и, видимо, удовлетворённый скорым осмотром, стремительно метнулся навстречу самому себе, словно желая разбиться на тысячи огненных осколков.
Беззвучно ударившись о прозрачное зеркальное стекло, он действительно раскололся на части и разлетелся по комнате, распавшись на мириады тонких стрел-лучиков, — и они озорными солнечными зайчиками — мягкими, бархатистыми, шелковистыми — бросились в рассыпную, словно непоседливая стайка мальчишек, выскочившая на улицу после окончания длинных уроков…
И в неуловимо-короткий миг небольшое пространство комнаты наполнило то светлое и чистое, почти прозрачное дыхание первородной утренней свежести, которое можно ощутить, если проснёшься вместе с восходом солнца и застанешь пробуждение жизни после долгого ночного сна, когда вот такие озорные лучики утреннего солнца пронзают уже размытые, потерявшие чугунную ночную густоту и телесную плотность рваные, как клочья бумаги, куски бесцветной предрассветной тьмы, и она трусливо прячется в тесные неуютные щели…
Один солнечный зайчик, более шустрый и непоседливый, чем его товарищи, а оттого снедаемый любопытством, стремглав пронёсся по высокому потолку, изрезанному густой сетью чёрных старческих морщин, похожих на марсианские каналы, если их рассматривать в телескоп. И, задорно усевшись на игравшем разноцветьем радуг отражёнными от зеркала солнечными бликами светло-зелёном плафоне, бросил вниз искрящийся детским озорством взгляд.
Маленькая, но уютная комната уже дышала ласковым и нежным дыханием наступающего утра. По гладко отполированному письменному столу, беспорядочно заваленному раскрытыми книгами и тетрадками, наперегонки носились, играя в невидимые салки, десятки золотистых солнечных зайчиков.
Вылинявшие под горячими лучами южного солнца голубоватые обои искрились переливчатым разноцветьем радужных бликов.
А на другом конце комнаты, куда пока ещё не доставали розовато-шелковистые лучи проснувшегося солнце, на высокой кровати грузно покоившейся на высоких резных ножках, поставленных в незапамятные времена на стальные колёсики, спала девушка. Спала крепко и безмятежно, по-детски свернувшись калачиком, крепко прижавшись розовой щекой к пухлой подушке. Растрёпанные волосы чёрными струями кудрявых волн стекались по румяному смуглому личику, сомкнутые в сладкой дрёме иссиня-чёрные ресницы слегка вздрагивали, пухловатые губы, чуть приоткрывшись, словно в ожидании сладкого поцелуя, застыли в счастливой полуулыбке.
Солнечный зайчик, которому надоело неподвижно сидеть на потолке, сиганул вниз. Упав на пол, он проворно поднялся по ножкам кровати и слегка коснулся невидимыми тёплыми лапками гладкой кожи девушки. И тут же шустро побежал по одеялу. Добравшись до согретой сладким дыханием чуть примятой подушки, он неуверенно дотронулся до маленького носика девушки.
Почувствовав незримое прикосновение — мягкое и тёплое, словно пушистая шёрстка игривого мурлыки-котёнка, — и ощущая неизбежную близость пробуждения, но, ещё не желая расставаться со сказочным миром, рождённым сладким утренним сном, она недовольно сморщила свой маленький носик, весь усыпанный желтоватыми крапинками золотистых веснушек, придававших её детскому лицу лукавое очарование, и, сладко улыбнувшись, перевернулась на спину, прикрыв глаза худой загорелой рукой. Другая рука, такая же тонкая, почти бесплотная в утреннем свете, покрытая слабым загаром, была безмятежно отброшена и легла на прогретую солнцем подушку. Маленькая кисть с красивыми длинными пальцами, увенчанными аккуратно подрезанными ненакрашеными ноготками, отрешённо свесилась с никелированной спинки колченогой кровати.
Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, а девушка никак не хотела просыпаться. Её умиротворённый, никем и ничем не потревоженный сладкий сон был безмятежно крепок, и если бы в этот тихий, озаренный лучистым сиянием южного солнца миг случилось чудо, и сбылись бы все сказочные сны, и эту девушку бы увидел высокий, но страшно стеснительный черноволосый паренёк со светло шершавым пушком у верхней губы, по детски оттопыренной, словно он был на кого-то смертельно обижен, — то он, этот паренёк, часто посещавший девушку во снах, поразился бы, наверное, тому счастливому умиротворению, которое застыло на обласканном южными ветрами и солнечными лучами смуглом лице. И он, возможно, понял бы, что перед ним — самая счастливая девушка во Вселенной, раз у неё такой крепкий и ровный сон, прервать который не может ни пронзительное южное солнце, ни нескончаемый гул лежащего в нескольких шагах моря, ни радостно-переливчатые соловьиные трели, ни грустные крики чаек, ни деловитое погромыхивание кастрюлями за окном, ни звонкие голоса розовощёкой ребятни, затеявшей с утра в морских пиратов на изрезанном извилистыми бухтами песчаном берегу по дороге в школу…
Понял и позавидовал этому уверенному в себе счастью…
