Чудовище ползло, скуля от страха и боли. Бесформенная, аморфная плазма, меняющая структуру и форму при каждом резком движении, ползла по коридору космического корабля, борясь с неудержимым стремлением принимать форму окружающего. Серый пузырь переливающейся субстанции то полз, то катился, то тек в непрерывной стремительной борьбе с неестественным желанием принять какую-нибудь твердую форму. Любую форму: жесткой холодно-голубой металлической стены мчащегося к Земле корабля или толстого каучукового пола. С полом дело обстояло проще, труднее было сопротивляться притяжению металла. Существо с легкостью могло бы стать металлом на целую вечность.
Но что-то делало это невозможным — какой-то внушенный приказ. Приказ, как барабан стучащий в каждой его частице, с равномерной интенсивностью пульсирующей в каждой клетке: найти величайшего математика всей Солнечной системы и привести его к вратам усыпальницы, построенной из марсианского суперметалла. Великий должен быть освобожден. Замок с часовым механизмом, связанный с простым числом, должен быть открыт.
Именно это и было приказом, воздействующим на составные части существа. Приказом, который великие и злые создатели ввели в его элементарное сознание.
В конце длинного коридора что-то шевельнулось. Открылась дверь, и послышался звук шагов. Шагов посвистывающего мужчины. С металлическим посвистом, почти вздохом существо расплылось, уподобившись на мгновение луже ртути, после чего приобрело цвет коричневого пола, стало полом, небольшим утолщением на темно-коричневой каучуковой плоскости.
Оно словно пребывало в экстазе. Именно этого ему и хотелось: лежать, иметь форму и быть почти мертвым, чтобы вообще не чувствовать боли. Смерть была чем-то желанным и благословенным, а жизнь — невыносимой мукой. Пусть бы приближающееся живое существо удалилось как можно скорее: если оно задержится — навяжет ему свою форму. Жизнь это умеет, она сильнее металла. И это будет значить мучение, борьбу, боль.
Существо напрягло свое тело — плоское теперь и гротескное, — которое, однако, в любой момент могло напрячь стальные мускулы и ждало смертельной борьбы.
Перелли, механик экипажа космического корабля, радостно посвистывал, шагая по сверкающему коридору к машинному отделению. Он только что получил из больницы радиограмму: «Жена чувствует себя хорошо. Мальчик. Четыре кило». С трудом он подавил в себе желание кричать и танцевать от радости. Мальчик! Жизнь была прекрасна.
Существо на полу почувствовало боль: первичную боль, заполнившую его части, как разъедающая кислота. Коричневый пол дрожал каждой своей частицей, когда Перелли шагал по нему. Существо испытывало безумное желание последовать за человеком и принять его форму. Со страхом боролось оно с этим стремлением, все более сознательно, поскольку могло уже мыслить, пользуясь мозгом Перелли. Утолщение на поверхности пола покатилось следом за мужчиной.
Сопротивление не помогло. Утолщение выросло до размеров пузыря, на мгновение обретя форму человеческой головы. Она издала металлический звук, зашипела от страха, после чего опала, содрогаясь от ужаса, боли и ненависти, в то время как Перелли быстро удалялся — слишком быстро для ползущей твари. Писк смолк. Существо вжалось в коричневый пол и лежало неподвижно, дрожа от неудержимого желания жить, несмотря на боль и страх. Жить и выполнять волю своих создателей.
Пройдя десять метров, Перелли остановился, освободившись от мыслей о жене и ребенке. Он повернулся и неуверенно посмотрел в коридор, ведущий в машинное отделение.
— Что за черт? — вслух выразил он свое удивление.
Какой-то странный, слабый, но пугающий звук эхом отразился в его сознании. Мурашки побежали по спине. Дьявольское эхо!
Так он стоял, этот рослый, атлетически сложенный мужчина, обнаженный до пояса, потный от жара ракетных двигателей, тормозивших космический корабль, который возвращался на Землю с Марса. Он вздрогнул и, сжав кулаки, медленно двинулся обратно тем же путем, каким пришел.
Существо дрожало, чувствуя притяжение, бывшее для него настоящей пыткой, раздиравшей каждую его возбужденную клетку. Постепенно оно понимало неизбежность принятия живой формы.
Перелли нерешительно остановился. Пол зашевелился под его ногами: отчетливо волнистая коричневая выпуклость поднималась перед ним и росла в пузыреобразную, шипящую массу. Отвратительная демоническая голова возвышалась над рахитичными получеловеческими плечами. Шишковатые ладони, растущие из обезьяньих, деформированных рук, вцепились в лицо Перелли, как когти, и дергали его, одновременно не переставая изменять своей формы.
— О боже! — воскликнул мужчина.
Стискивающие его ладони становились все более нормальными, все более человеческими — смуглыми, мускулистыми. Лицо приобрело знакомые черты — на нем вырос нос, появились глаза и красная полоска губ. Вся фигура стала вдруг как две капли воды похожей на него: те же брюки, пот и все прочее.
— …Боже! — повторил двойник, с невероятной силой цепляясь за Перелли жадными пальцами.
С трудом переводя дыхание, Перелли освободился от захвата и нанес сокрушительный удар прямо в это искривленное лицо. Чудовище вскрикнуло, повернулось и бросилось бежать, теряя человеческий облик, противясь этому и издавая нечленораздельные крики. Перелли погнался за ним — ноги у него были как ватные, он дрожал от панического страха и сомнения в собственной нормальности. Вытянув руку, он дотянулся до исчезающих уже брюк чудовища и рванул. В руках у него остался холодный, скользкий, извивающийся кусок, похожий на мокрую глину. Это было уже невыносимо. От отвращения его затошнило, колени подогнулись. Сзади донесся крик пилота:
