Окружной суд. Общая приемная судебных следователей. 11 часов утра. Пусто. Вызванные свидетели только еще сбираются. На одной из скамей сидит мужик, громко вздыхает и вертит в руках повестку, на другой лежит сторож, завернувшись в солдатскую шинель, и по временам кряхтит, на третьей, как раз против сторожа, помещается старичок в плохеньком теплом пальто с кошачьим воротником. Старичок в серебряных очках то и дело нюхает табак. Судебный следователь еще не приходил. С лестницы в открытую дверь слышны чьи-то гулкие шаги.
— Должно быть, сам идет, — говорит сторож и подымается со скамьи.
Мужик и старичок откашливаются, но вместо следователя входит баба в синем суконном кафтане и цветном платке. За пазухой у нее грудной ребенок. Она подает сторожу повестку. Тот вертит повестку в разные стороны, смотрит в нее и говорит:
— Не приезжал еще. Дожидайтесь своего термину.
Опять молчание.
Сторож жмется, кутается в шинель и пристально смотрит на старичка.
— Да вы не доктор будете? — спрашивает он его ни с того ни с сего.
— Нет, мы табачники. Табачную на Петербургской держим… — отвечает старичок.
— Так! А я по очкам-то думал — доктор. Знобит вот все, ну, и живот вертит… Как подхватит это в поясах — беда!
Опять шаги. Входит купец в лисьей шубе и ищет по углам образа, чтобы перекреститься, но, не найдя их, останавливается перед сторожем.
— Бога-то и нет у вас. Чудесно! А мы к судебному следователю, — говорит он и сует сторожу повестку. — Не разберешь ли, земляк, по какому делу.
— Мы неграмотные.
— Неграмотные. Чудесно! Да тут и не обозначено. А я думал, неизвестны ли вы так, понаслышке. Изволите ли вы видеть, мы басонщики…
— Не являлся еще следователь-то, — ввязывается в разговор старичок.
— Не являлся? Чудесно! Значит, обождем… Три дня в сумнении ходим. Верите ли, даже по ночам пужаюсь, потому в неизвестности. Теперича, изволите видеть, на маслянице маленько чертили грешным делом, так мало ли что во хмелю может случиться… Звизданешь кого ни на есть в ухо, а ему увечье. Где же все упомнить…
— Нет, вас в качестве свидетеля вызывают, — утешает его старичок, заглядывая ему в повестку, — значит, не вы обвиняетесь, а не видали ли что, не слыхали ли.
— Да ведь мало ли, что в пьяном образе видишь! Увидал драку, ну, и ввязался. Бац в нюхало или едало — ну, и виновен. Мало ли каких прокламаций бывает!
— Нет, уж насчет себя вы успокойтесь. Это насчет других опрос будет.
— Насчет других? Ну, значит, чудесно! Теперь как гора с плеч! А жена пошла даже молебен служить… Вчера на целковый свечей одних поставил… Смучился даже… На еду не тянет… Хочешь щец хлебнуть, ан и ложка в рот нейдет, потому мало ли что… Мы люди мастеровые, так как в басонстве состоим, драки у нас этой самой пропасть! Иной раз как саданешь!..
В приемную входит чиновник с орденом на шее. Лисья шуба умолкает.
— Куда пройти к судебному следователю 00 участка? — грозно спрашивает он сторожа.
— Не являлся еще, ваше высокоблагородие… Потрудитесь обождать…
— Обождать! На 11 часов вызывает, а еще и самого нет! Нечего сказать, порядки!
Чиновник садится. У бабы начинает плакать ребенок. Она вскакивает и начинает бегать с ним по приемной, стараясь его унять. Ребенок не унимается. Гулко и звонко раздается его рев. Баба силится перекричать его. Она поет и жужжит над его ухом. Чиновник морщится.
— И зачем это только сюда с ребятами пускают! — восклицает он. — Здесь присутственное место…
— Это вы, ваше благородие, действительно… Детскому сословию здесь не место, потому самая крикливая нация, — откликается купец.
Но баба уже воет над ребенком, а тот так и заливается…
— Эй, тетка, ребенка-то бы следовало дома оставить, — продолжает он.
— Да не на кого, голубчик, не на кого. Неужто бы я на себя такую муку взяла? — отвечает баба. — Мы, прачки, изволите ли видеть… Все наши бабы на реку белье полоскать ушли…
— Белье полоскать ушли! Дура! Неси сюда ребенка-то. Вот их высокоблагородие пугнет его хорошенько, так авось он тогда уймется. Пугните его, ваше высокоблагородие, вашим страшным обликом. Это иногда помогает… Рявкните на него хорошенько!
— Послушайте, да вы в уме? — произносит чиновник и хочет встать, но баба уже подошла.
— Смотри-ко, дядя-то какой страшный! Бука! Смотри-ка, нос-от какой у него! У! — говорит она ребенку. — А глазищи-то какие зеленые! Глазищи-то! Потереби его за нос, потереби. Скажи: дядя бяка!
Чиновник выходит из себя.
— Послушайте! Это, наконец, невежество! — кричит он.
— Господин судебный следователь! — возглашает сторож.
1906
