Константин СИТНИКОВ
ТРОСТЬ
"Dirteen! Dirteen!! - Mein Gott,
it is Dirteen o'clock!!"
Edgar Allan Poe,
The Devil in the Belfry
3 октября 1849 года дверь таверны "Кут энд Сарджент", что на Ломбард-стрит, в Балтиморе, распахнулась, и на пороге появился невысокий, худощавый мужчина лет сорока в черном свободном пальто, под которым виднелась помятая жилетка и не первой свежести сорочка; мешковатые, заношенные панталоны приходились ему явно не в пору, а шелковый платок на шее был повязан весьма дурно и неряшливо. Длинные вьющиеся волосы, спутанные и давно немытые, ниспадали по сторонам, открывая широкий, иссеченный морщинами лоб; усы под узким, хрящеватым носом еще хранили на себе следы черной краски; тонкие бледные губы были расслаблены и слегка подрагивали. Мужчина не был пьян; даже если он и выпил в тот день, то не больше одного стакана легкого вина; и все же его изможденное, помятое лицо несло на себе явственные отпечатки недавнего запоя и мучительного похмелья; распахнув дверь, он приподнял голову и, слегка прищурившись, обвел взглядом небольшой зал с низким закопченным потолком.
Мужчина страдал близорукостью, и это была единственная причина его прищура, однако завсегдатаям таверны, которые в ответ на звяканье железного колокольчика над дверью, дружно оторвались от своего пива и с воловьей прямотой уставились на нежданного гостя, прищур этот отнюдь не понравился: заносчивость и нарочитое высокомерие, оскорбляющее их простые и грубые нравы, почудилось им в этом прищуре. Но особенно пришлась им не по душе толстая дорогая трость с серебряным набалдашником, которую мужчина держал в руке и которая так не соответствовала его собственному изрядно потрепанному виду.
Оглядевшись, мужчина переложил трость из правой руки в левую, сунул освободившуюся благодаря этому руку в карман пальто и долго шарил там, углубляясь в него все дальше, словно карман был бездонный или же состоял из множества взаимопроникающих прорех. Вся компания в таверне с молчаливым напряжением ждала, каков будет итог этих поисков. Наконец мужчина извлек руку из кармана и, приблизившись нетвердой походкой к стойке, выложил на нее несколько мелких серебряных монет. Бармен небрежно сгреб серебро в деревянный ящичек, налил незнакомцу виски. Тот взял стакан дрожащими пальцами и одним глотком осушил его. Замечательные его большие серые глаза, и прежде беспокойные, теперь лихорадочно заблестели.
Ограничившись одним стаканом, мужчина прошел в глубину зала и уселся за пустой столик в углу. Трость он с необыкновенной заботой положил перед собой на стол и, утомленно опустив веки, откинулся на высокую спинку стула. При этом он продолжал придерживать трость рукой, словно опасался за ее сохранность. Это тоже не понравилась завсегдатаям таверны.
Они по-прежнему пялились на странного посетителя, словно ожидая от него какого-нибудь подвоха. Однако время шло, а ничего особенного не происходило: мужчина неподвижно сидел за пустым столиком и, казалось, намеревался просидеть так до самого закрытия. Но едва уже отчаявшиеся завсегдатаи таверны собрались вернуться к своему пиву, случилось нечто, что вызвало у них недоумение еще большее, чем самый вид и непонятное поведение незнакомца.
Из угла, скрытого от посторонних глаз толстой балясиной, высунулся дряхлый старик лет шестидесяти пяти или семидесяти, в рваном сюртуке, сквозь прорехи которого виднелось заношенное, но дорогое белье. Один глаз у него был голубоватый, подернутый пленкой, как у хищной птицы, прикрытый дряблым веком. Из провалившихся щек во все стороны торчала белесоватая щетина. Но еще более замечателен этот старик был тем, что на плече у него, нахохлившись, дремал столь же старый, как и он сам, лысый ворон с побелевшим от дряхлости оперением. Казалось, он был очень недоволен тем, что старик стронулся с места, нарушив его покой.
Старик прошел через весь зал и, приблизившись к странному посетителю, продребезжал над самым его ухом:
- Сдается мне, это не кто иной как Эдди По, приемный сын торговца Аллана, да упокоит Господь его грешную душу!
Заслышав эти слова, мужчина вздрогнул и открыл глаза. Болезненная судорога исказила его лицо, он побледнел, как мертвец, и вцепился пальцами в свою трость: он увидел ворона. Ворон, казалось, тоже пристально посмотрел на мужчину, но тут же равнодушно отвернулся и принялся оправлять клювом растрепанные после сна перья.
- Эй, да ты только взгляни, Неви, - воскликнул старик, обращаясь к птице. - Видать, жизнь здорово помяла красавчика Эдди. Не правда ли, мистер По?
- Ступай прочь, старик! - раздраженно ответил тот хриплым голосом.
- Э-э, а мы слыхали о вашей громкой славе, мистер По, - с укоризной сказал старик и снова обратился к своему молчаливому спутнику, словно бы за подтверждением: - Верно ведь, Мори?
Птица ничего не ответила, а старик продолжал:
- Как я понимаю, мистер По, в кармане у вас не густо; но все равно позвольте мне присесть вот на этот стул, за вашим столиком.
- Делайте что хотите, - с неожиданным безразличием ответил мужчина и снова откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Его знобило, на бледном лбу выступила испарина.
