Три рассказа о Генке и Володьке

Город поразил Володьку. Он был двухцветный — жёлтый и зелёный. Густо лепились дома на высоком изогнутом полуострове, опоясанном рыжими обрывистыми склонами. Внизу мягко желтела узкая полоска песка, а дальше медленно шевелило ленивыми боками жёлто-зелёное море. Когда море беспокоил ветер, оно становилось совсем жёлтым, и волны с острыми верхушками бестолково мотались в разные стороны.

Школа стояла у края обрыва, а далеко внизу извивались вдоль берега рельсы. Сверху всё это казалось игрушечной железной дорогой — и будка обходчика, и маленькие суетливые паровозики с тугими ватными облачками пара над трубой.

Вокруг школы, сразу за спортплощадкой, густо разросся высокий жёсткий бурьян — будяк. В будяке валялись разбитые гипсовые фигуры. Из обломков торчали ржавые прутья. Когда-то рядом со школой была церковь, в неё во время войны попала бомба.

Из-за этих святых калек с Володькой произошла очень неприятная история. Вообще-то ему не везло в новой школе. Вызвали к доске — учительница решила познакомиться. Он рассказал, откуда приехал, кто его родители; Ничего смешного он не сказал, но класс всё время хихикал. Оказалось, что он не так произносит букву «г». Володька выговаривал её твёрдо, а все здесь говорили по-другому — «г» у них звучало мягко, с придыханием. А когда он прошёл на своё место рядом с чёрненькой загорелой девчонкой, сидевший сзади ушастый мальчишка быстро подложил ему на сиденье спичечный коробок. Володька с размаху сел на него, раздался треск, и класс грохнул хохотом.

Володька тут же вскочил и звонко треснул ушастого учебником по голове. По стриженной наголо глупой голове.

Мальчишка тоже вскочил, но учительница ледяным голосом велела ему выйти из класса. Мальчишка незаметно состроил рожу и, выходя, прошептал зловеще:

— После уроков…

После уроков они встретились на спортплощадке. Медленно походили друг против друга, потом сцепились и упали на землю. Сразу же собрались болельщики. Девчонки визжали, а они молча, сосредоточенно сопя, возились в пыли.

Потом Володька расквасил стриженому нос, а тот оторвал ему почти начисто рукав новенькой вельветовой куртки.

Стриженого звали Генка Ворухин, жил он рядом с Володькой, в доме напротив.

Возвращались из школы надутые и злые. Володька придерживал оторванный рукав и уныло думал: «Лучше бы он мне по носу въехал. Подумаешь, нос! Нос не оторвётся…»

Уже у самого дома Генка тронул Володьку за руку и хмуро пробурчал:

— Зайдём ко мне, мамка пришьёт.

Володька постоял, раздумывая, потом понуро потащился за Генкой.

Генкина мать, очень худая и тёмноволосая, весёлыми глазами поглядела на Генкин распухший нос, покачала головой, и сказала только одно слово:

— Опять?

Потом, ни о чём не спрашивая, быстро и ловко пришила Володькин рукав и пошла на кухню, сердито загремела там посудой.

Через неделю, во время большой перемены, Генка нашёл в будяке гипсовый круг. Когда-то на нём стоял святой, до сих пор были видны следы голых пальцев. Вместе с Володькой Генка подкатил круг к обрыву и столкнул вниз. Круг медленно перевалился через край.

Вся школа смотрела, как круг, всё уменьшаясь, нёсся с жуткой скоростью, делая громадные прыжки. Потом он врезался в дощатую пристройку будки обходчика, и даже на таком расстоянии послышались треск и звон.

Генка и Володька побелели, уставились друг на друга и почему-то на цыпочках медленно вошли в школу. А все смотрели на них перепуганными глазами.

Затем разразился страшный скандал. Маленький лохматый человек — путевой обходчик — кричал, размахивал руками и наступал на директора, а тот его успокаивал. Оказывается, в пристройке была кухня, а круг проломил стену и попал в полку с кастрюлями и мисками.

— Бандиты, — орал обходчик, — скоро вы мне атомную бомбу на голову спустите!

В коридоре толпились притихшие ребята. Володька стоял среди них, прислонясь плечом к стене. Голоса путевого обходчика и директора доносились до него невнятные и далёкие, будто к ушам привязали две мягкие подушки. Один голос частил, торопился и нервничал, другой журчал успокоительно и мягко. Володька видел, как красный, взъерошенный обходчик резко размахивает короткими руками и рот у него похож на букву «О». Буква эта вытягивается то в стороны, то вверх, как резиновая, и рождает сердитые звуки: «бу, бу, бу». А Володька стоял, чуть раскачиваясь, и думал, думал. И было о чём.

Ещё до появления обходчика он услышал, как тоненький девчоночий голосок, равнодушный и уверенный, сообщил кому-то:

— Ну теперь-то Ворухина наверняка выгонят.

— Теперь выгонят, — ответили ей.

Володька поискал Генку глазами, но не нашёл. «Спрятался, — подумал Володька, — а что толку?» Он снова стал смотреть на обходчика. «А как узнают, что это мы?.. Смешно! Конечно узнают — все видели, только об этом и толкуют. Проболтаются. Обо мне говорят: «Этот, новенький». А Генка, видно, известный здесь человек». Володька снова поискал Генку, потом крепко потёр лоб ладонью. Вдруг он подумал: «А ведь меня-то, наверное, не исключат, потому что в первый раз». Ему сразу стало как-то легко и даже немножко весело. Уж очень не хотелось думать о том, что скажут дома. Разные правильные слова… А папа ещё и махнёт безнадёжно рукой — мол, не выйдет из тебя никакого толку. Володька этого пуще всего боялся.