Когда-то, еще в 50-тидесятых, роясь на пыльном чердаке старого особняка, прятавшегося за деревьями начавшего дичать сада, я нашел и прочитал пачку писем, перевязанную традиционной, выцветшей от времени голубой ленточкой. Они писались перед Первой мировой войной, а потом, судя по датам, с 1915 по 1918 год.
Спустя лет двадцать, волею случая, я снова оказался у этого дома. Мощный бульдозер в тучах пыли доламывал стены, а молоденькая сотрудница местного музея показала мне найденный в развалинах вполне исправный револьвер марки «Смит и Вессон».
Совершенно незнакомая с его непривычной конструкцией, она никак не могла справиться с курком. Я вызвался помочь и, ощутив в руке рубчатую рукоять старинного револьвера, неожиданно вспомнил пыльный чердак, пачку писем, перевязанную ленточкой, и вдруг четко представил себе полощущийся на ветру флаг никогда не существовавшей республики…
Вот этот-то толчок и побудил меня взяться за перо, но поскольку я мог пользоваться только своей памятью, да еще документами и свидетельствами, попадавшимися мне на глаза в прошедший период, то, чтобы получилось связное повествование, пришлось пойти на ряд допущений, домыслов и так далее, так далее, так далее…
Именно поэтому считаю долгом сделать следующее заявление. Поскольку автор в силу явных причин не мог быть свидетелем описываемых событий, то он заранее предупреждает читателя, что все натурные зарисовки даны со слов очевидцев и вполне соответствуют действительности…
Часть первая. Дорога к цели
…
Начальнiку Московского Губернского жандармского Управленiя
№ 857, г. Москва
№ 428
№ 311
Секретно
Дата: Июня 15 дня 1890 г.
Настоящiм iмею честь уведомiть Ваше Превосходiтельство, что согласно полученных донесенiй Шкурiнъ Петр Мiхайлов, мещанiнъ города Тверi, iмеющiй быть эмiссаром Парiжскiх анархiстов-революцiонеров, неоднократно проводiл беседы подрывного характера средi анархiстов города Москвы. На тайном собранii руководства анархiстов вышеозначенный эмiссаръ говорiл об органiзацii анархiстской республiкi на якобы свободной террiторii. Упомiнаемая республiка iмеет конспiратiвное названiе «Сiдiгейро», что с анархiсткого «арго» можно перевестi, как «Союз свободных».
На основанii вышеiзложенного прошу согласiя на арестъ парiжского эмiссара.
Отдельного корпуса жандармов
подполковнiк Гржiмайло.
* * *
Широкий нос глухо хлопнул по набежавшей волне, заполоскавший было парус снова наполнился ветром, шкоты натянулись, и под форштевнем набиравшей ход фелюги быстро-быстро забормотала вода. Человек поднял воротник пальто, прислонился спиной к борту и, охватив руками вантину, задумался. Берег уже давно пропал во мгле, низкие тучи скрывали звезды, и можно было увидеть лишь черную воду у просмоленного борта, да темные паруса в переплете снастей. Никто на фелюге не произнес ни слова и только изредка откуда-то с кормы долетал негромкий гортанный окрик рулевого, заставлявший четырех оборванных матросов неслышными тенями метаться по суденышку. Так продолжалось около часа. Наконец из темноты вынырнул старый бородатый хозяин-перс и, успокоительно похлопав по плечу человека, ежившегося в своем легком пальтишечке, негромко сказал:
— Ну, всё яхши, бачка…
Человек, сидевший до этого неподвижно, встрепенулся.
— Что, морская стража не догонит?
— Вай, вай, зачем кислый слов говоришь? Твоя страна спи крепко… — и старик хихикнул, деликатно прикрывая ладонью рот.
Человек в пальто облегчённо вздохнул, опустил воротник и повернулся к контрабандисту.
— Спасибо…
— За что спасибо, зачем спасибо? — Старик осклабился. — Али деньги брал, Али за деньги тебя в Истанбул доставит…
Ещё раз кивнув головой, старик растворился в темноте, а человек, оставшись один, посмотрел куда-то назад. Там, за невидимой в темноте кормой, осталась его страна, и сейчас он, Пётр Шкурин, покинул берега родины и на контрабандистской фелюге пройдохи Али двигался в кромешной тьме штормового моря.
Пётр тряхнул головой, оттолкнулся руками от планшира и, улыбнувшись неизвестно чему, начал осторожно пробираться к двери крохотной каютки, где остался его немудрящий багаж и где все-таки хоть как-нибудь можно было укрыться от пронизывающего ветра.
Скособоченная и забухшая от вечной сырости дверь долго не поддавалась. Пётр несколько раз дергал за ручку, но попасть в каюту не мог. Наконец, разозлившись, он выбрал момент между двумя размахами килевой качки, плотно упёрся в полупалубу ногами и рванул изо всех сил.
Что-то хрустнуло, и дверь распахнулась. В тот же момент набежавшая волна накренила судёнышко, и Пётр, не удержавшись на пороге, с шумом ввалился внутрь. Последовавший за тем порыв ветра захлопнул дверь, и Шкурин начал оглядываться по сторонам.
В первый момент, едва попав в каюту, он просто не успел сообразить в чём дело, но теперь его поразило то, что здесь горел свет. Небольшой масляный фонарь, подвешенный к потолку, мерно раскачивался в такт качке, и от этого по всей каюте бегали резкие перемежающиеся тени.
Осознав это, Пётр сначала испугался, но потом сообразил, что свет мог зажечь и кто-то из команды. Сразу успокоившись, Шкурин выругал себя за чрезмерную подозрительность, но всё-таки решил запереть двери. Он обернулся и вдруг увидел, что щеколда запора сорвана. Одним прыжком Пётр метнулся назад и, прижавшись спиной к косяку, осмотрел каюту. Сомнений быть не могло. Это он только что сам сорвал щеколду, рванув дверь снаружи, а раз так, в каюте кто-то должен был быть.
