Третья причина - [4]

— Фу! — Девушка опять поджала губы. — Вы, наверное, тоже англичанин?

— Нет, — Шкурин, который уже на пароходе назвался Томбером, отрицательно покачал головой. — Я из России, путешественник.

— Па, а па, — девушка шутливо затеребила отца, сидевшего рядом. — Ну зачем ты сел за этот столик?

— Но, Флер, дорогая, разве можно требовать, чтобы мир состоял только из французов? — шуткой ответил полный энергичный мужчина с бородкой а-ля Наполеон II и рассмеялся так, как может смеяться только человек, чья душа не обременена заботами.

Однако, несмотря на все старания девушки, общая беседа за столом не клеилась. На каждый вопрос Пётр отвечал вежливо, но так скупо, что никак не удовлетворяло ни Флер, ни её жизнерадостного отца мсье Шаво. Что же касается Нормана Рида, того самого англичанина, то он, едва услышав, что Пётр из России, сразу замолчал и больше не произнёс ни единого слова.

Завтрак между тем кончился. Слегка обиженная таким поведением соседей, Флер первой спустилась в каюту. Следом за дочерью ушёл с палубы мсье Шаво, наверняка решив немного вздремнуть после бессонной ночи. Англичанин, поглядывая на Шкурина, несколько колебался, но поняв, что никакого разговора не выйдет, отправился на нижнюю палубу делать свой обычный променад. Пётр же ещё некоторое время сидел за столом, машинально поглядывая на фигуру англичанина, время от времени мелькавшую среди надстроек.

Тем временем стало ощутимо покачивать и, выбравшиеся было наверх пассажиры первого класса мало-помалу начали спускаться к себе. Оставшись практически в одиночестве, Шкурин хотел было пересесть в лонгшез, предусмотрительно поставленный стюардом, но потом раздумал и не спеша отправился на прогулку вдоль борта судна.

Занятый своими мыслями, Пётр даже не заметил, как оказался на корме возле затянутого брезентом люка. Он уже хотел возвращаться, когда вдруг увидел, как тот самый элегантный англичанин, который за столом не считал нужным даже обменяться парой фраз, сейчас в сопровождении матроса полез под брезент. Это было настолько удивительно, что Шкурин, поняв, что его не заметили, прервал свои размышления и, не колеблясь, последовал за ними.

В трюме было темно. Вдруг рядом что-то зашипело, вспыхнул огонёк, и по трюму распространился специфический запах. Это англичанин, чтобы зажечь фонарь, воспользовался фосфорной спичкой. Теперь в его неверном свете Пётр мог не только рассмотреть англичанина и матроса, но и наблюдать за их действиями.

К вящему удивлению Шкурина, приспособив фонарь где-то сверху, они оба склонились над одним из длинных плоских ящиков, принадлежавших кому-то из пассажиров. Послышался треск отдираемых гвоздей, возня и через какое-то время в руках англичанина оказалась новенькая винтовка «Гра». Забыв обо всём на свете, Пётр с интересом наблюдал за взломщиками. Англичанин повернулся к свету, внимательно рассмотрел оружейное клеймо и вернул оружие сообщнику. Петру было хорошо видно, как тот опустил винтовку назад в ящик и принялся аккуратно забивать крышку. Дольше оставаться в трюме было незачем да, пожалуй, и опасно. Воспользовавшись шумом и вознёй возле ящика, Пётр медленно пробрался назад к люку и осторожно выбрался на палубу.

* * *

Инженер, проектировавший пароход, был явным индивидуалистом. Скорее всего, эти же взгляды разделял заказчик, а потом и владелец железной посудины. Вполне возможно, что принимались во внимание и другие расчёты, но как бы там ни было, примерно треть кают первого класса представляли собой маленькие одноместные каморки, отделанные с удивительным изяществом.

Вообще-то такая каюта Петра вполне устраивала. И хотя, лёжа поперёк кровати, он упирался ногами в противоположную переборку, это обстоятельство ему отнюдь не мешало. Скорее наоборот, доставляло некоторое удобство, так как можно было не обращать внимания на качку без риска свалиться на пол.

После недавнего трюмного открытия Пётр чувствовал себя на удивление спокойно и стал не только приятным собеседником, но ещё и галантным кавалером для Флер. Из этих бесед неожиданно выяснилось, что ящики с оружием, которые так тщательно и без разрешения хозяина изучал со своим тайным напарником англичанин, принадлежали добропорядочному мсье Пьеру Шаво.

Мысль о том, что пожилой балагур зачем-то везёт в трюме пакетобота, идущего рейсом на Момбасу, солидную партию новейших винтовок, а англичанин из каких-то своих соображений старается разузнать об этом, успокоила Петра. Выходило, что им обоим нет до него Петра Шкурина, никакого дела, в то время как он сам очень даже может воспользоваться своим знанием.

И всё-таки Пётр чётко уяснял себе, что по прибытии «Зуава» в Момбасу, весьма возможно где-нибудь поблизости от старого португальского форта его ждёт встреча наподобие стамбульской. Конечно, вероятность её была невелика, и всё же пренебрегать опасностью не следовало.

Неспешное течение мыслей внезапно прервалось. Пётр начал анализировать причину и вдруг понял, что пароход не только перестало раскачивать, а вообще, судя по ощущениям, «Зуав» или совсем остановился или специально лёг в дрейф.

Поднявшись на палубу, Пётр увидел, что пакетбот стоит на месте, почти рядом с берегом, укрывшись от волн тёмным языком мыса, а под бортом «Зуава», забросив швартовы на палубные кнехты, приткнулся арабский парусник-доу.