"Блэквудовская" статья мисс Психеи Зенобии
[1]Был тихий мягкий вечер, когда я однажды бродил[2] по улицам славного города Эдина[3]. Толкотня и сутолока на улицах были ужасные. Мужчины разговаривали; женщины пронзительно вскрикивали; дети давились, свиньи визжали, телеги скрипели, быки ревели, коровы мычали, лошади ржали, кошки мяукали, собаки танцевали. Да, танцевали! Да разве это возможно? Увы, подумал я, дни, когда я танцевал, миновали! Вечно так! Какой рой грустных воспоминаний вечно и всегда вызывает в душе гения, одаренного созерцательными способностями и воображением, особенно если он подвергается постоянному, вечному, непрестанному, горькому, раздражающему, продолжительному и, если могу позволить себе так выразиться, продолженному, да, продолженному и продолжающему, горькому, мучительному, тревожному, и, если позволено воспользоваться таким выражением, очень тревожному влиянию ясного, богоподобного, небесного, возвышающего и возвышенного, очищающего действия того, что можно, совершенно справедливо, назвать самой завидной — нет! самой благотворно-прекрасной, самой восхитительно-эфирной и самой милой вещью (прости мне читатель!) в мире… Но чувства моя всегда увлекают меня. В таком настроении, повторяю, какой рой воспоминаний вызывается пустяком! Собаки танцевали! Я — я не могла! Они радостно прыгали и скакали, я плакала и громко рыдала. Трогательное обстоятельство! Оно непременно напомнит читателю это прелестное место, относящееся к гармонии вещей, вначале третьего тома прекрасной и почтенной китайской повести "Че-пух-а".
В моей одинокой прогулке по городу у меня было два скромных, но чудных товарища: Диана, мой пудель, прелестнейшее из созданий, с пучком шерсти над глазом и голубой лентой, повязанной по-модному вокруг шеи. Диана была не больше пяти дюймов ростом, но голова ее была несколько больше тела; ее очень коротко обрубленный хвост придавал интересному животному вид оскорбленной невинности, вследствие чего все чувствовали к нему расположение.
А Помпей, мой негр Помпей! Милый Помпей! Как мне забыть тебя! Я шла под руку с Помпеем. Он был трех футов ростом (я люблю точность), и лет семидесяти или восьмидесяти. Он был кривоног и тучен. Рот его нельзя было назвать маленьким, а уши короткими. Зубы же его сверкали как жемчужины, а большие глаза на выкате восхитительно белели. Природа не одарила его шеей, а лодыжки поместила (как обыкновенно у его расы) посередине верхней части ноги. Костюм его был поразительно прост. Его единственную одежду составляли галстук дюймов десяти шириной и почти новое драповое пальто, прежде служившее высокому, полному и знаменитому доктору Денеггрош. Пальто было хорошее, хорошо скроенное, хорошо сшитое, почти новое. Помпей поддерживал его на ходу обеими руками.
Наша компания состояла из трех лиц, и с двумя из них читатель уже знаком. Но было еще третье: и это третье была я. Я — синьора Психея Зенобия. Я не Сьюки Сноббс. Внешность у меня внушительная. При достопамятном событии, о котором идет речь, я была одета в красное атласное платье и небесно-голубую бедуинку. Костюм был отделан зелеными аграфами и семью грациозными оборками из оранжевых аврикул. Таким образом, я была третьей в компании. Так говорят, что первоначально было всего три фурии: Мельти, Нимми и Хетти. — Размышление, память и игра на скрипке[4].
Опираясь на руку любезного Помпея и в сопровождении Дианы, следовавшей на почтительном отдалении, я шла по одной из многолюдных и очень приятных улиц Эдина. Вдруг перед нами показалась церковь — готический собор, обширный, почтенный, с высокой колокольней, уходившей в самое небо. Какое безумие вдруг овладело мной? Зачем я бросилась навстречу своей судьбе? Меня охватило непреодолимое желание взобраться на головокружительную высоту и оттуда окинуть все огромное пространство города. Дверь собора была гостеприимно открыта. Судьба взяла верх. Я вошла под величественные своды. Где был тогда мой ангел-хранитель? Если действительно такие ангелы существуют. Если? Зловещее слово! Какой мир тайн, неизвестности и сомнения заключается в этих немногих буквах. Я вошла под величественные своды! Вошла и без вреда своим оранжевым оборкам прошла портал и вошла в притвор. Так, говорится, великая река Альфред протекала под морем, не сливаясь с ним и не заливаемая им.
Мне казалось, что лестнице не будет конца. Кругом! Да, ступени вились все кругом и кругом, все выше и выше, так что, наконец, и я, и догадливый Помпей, на руку которого я опиралась с доверчивостью первой привязанности, мы оба начали подозревать, что верхний конец этой длинной спиральной лестницы был случайно, а может быть, и нарочно, снят. Я остановилась, чтобы перевести дух, и в эту минуту случилось происшествие, слишком достопамятное в моральном и метафизическом смысле, чтобы пройти его молчанием. Мне показалось, я даже была вполне уверена! Я не могла ошибиться! Нет!.. Я уже несколько минут с беспокойством наблюдала за движениями моей Дианы: Диана зачуяла крысу! Я тотчас же обратила внимание Помпея на это обстоятельство и он — он согласился со мной. Уже не оставалось места для сомнения. Диана почуяла крысу! Небо, забуду ли я когда-нибудь волнение этой минуты? Увы! Где же после того человеческий рассудок, которым мы так кичимся? Крыса! Она была здесь, то есть где-нибудь недалеко. Диана почуяла крысу. Я же не чуяла ничего! Так говорят, что некоторые особы находят приятный и сильный запах в прусском ирисе, между тем как для других он не имеет никакого запаха.
