С тех пор, как я завелся собственным хозяйством, сестра моя Летти жила со мной. Она у меня хозяйничала до моей женитьбы. Теперь она неразлучна с моей женой, и дети мои обращаются к своей милой тете за советом, утешением и помощью во всех своих маленьких невзгодах и затруднениях. И однако же, не смотря на то, что она окружена любовью и удобствами жизни, — с лица ее не сходит грустное, сосредоточенное выражение, которое приводит в недоумение знакомых и огорчает родных. Что же этому за причина? несчастная любовь? Да — все та же старая история. Сестре не раз представлялись выгодные партии, но, лишившись предмета своей первой любви, она уже никогда не позволяла себе мечтать о том, чтобы любить и быть любимой.
Джордж Мэзон приходился жене моей двоюродным братом; он был моряк. Они с Летти встретились на нашей свадьбе и влюбились с первого взгляда. Отец Джорджа тоже был моряком и особенно отличался в Арктических морях, где он участвовал в нескольких экспедициях, предпринятых для отыскания северного полюса и северо-западного прохода. Я, поэтому, не удивился, когда Джордж по собственной охоте вызвался служить на «Пионере», который снаряжался на поиски за Франклином и его потерянными товарищами. Будь я на его месте, едва ли бы я устоял против обаяния подобного предприятия. Летти это, разумеется, не нравилось, но он успокоил ее уверением, что моряков, добровольно просившихся в арктическую экспедицию, никогда не теряют из вида, и что он таким образом за два года уйдет дальше в своей карьере, чем ушел бы за двенадцать лет простой службы. Не могу сказать, чтобы сестра и тут искренне помирилась с его решением, но она перестала спорить; только облако, теперь не покидающее ее лица, но редко являвшееся в ее счастливой молодости, иногда стало пробегать по чертам ее, когда она думала, что никто ее не видит.
Младший брат мой, Гэрри, в то время учился в академии художеств. Теперь он составил себе некоторую известность, но тогда еще только начинал, и, как все начинающие, задавался всякими фантазиями и теориями. Одно время он бредил венецианской школой, а у Джорджа была красивая голова итальянского типа — он и написал с него портрет. Портрет вышел похож, но как художественное произведение — весьма посредствен. Фон был слишком темен, а морской мундир слишком ярок, так что лицо чересчур уже рельефно выделялось белизной. Поворот был в три четверти, но вышла одна только рука, опиравшаяся на рукоять кортика. Вообще, как Джордж сам говорил, он на этом портрете скорее походил на командира венецианской галеры, чем на современного лейтенанта. Летти, впрочем, осталась вполне довольна — о художественности она очень мало заботилась, лишь бы сходство было. И так, портрет с подобающим уважением был вставлен в раму — ужасно массивную, заказанную самим Гэрри — и повешен в столовой.
Приближалось время разлуки. «Пионер» только ждал последних инструкций. Офицеры перезнакомились между собой. Джордж очень сошелся с лекарем Винсентом Гривом, и, с моего разрешения, раза два привозил его к нам обедать. Правду сказать, он мне с первого взгляда не особенно понравился, и я почти пожалел, что пригласил его. Это был высокий, бледный молодой человек, блондин, с довольно грубыми, резкими чертами шотландского типа, с холодными серыми глазами. В выражении лица его тоже было что-то неприятное — не то жестокое, не то хитрое, а вернее и то и другое вместе. Мне, между прочим, показалось весьма неделикатно с его стороны, что он не отходил от Летти, во всем предупреждал Джорджа, — одним словом, явившись в дом в качестве приятеля ее жениха, просто открыто ухаживал за нею. Джорджу это, кажется, тоже не нравилось, но он приписывал эту бестактность незнанию светских приличий — и молчал. Летти была крайне недовольна: ей хотелось перед разлукой как можно больше быть с Джорджем; но, чтобы его не огорчать, она терпела и тоже молчала.
Самому Гриву очевидно и в голову не приходило, чтобы он вел себя не так, как следует. Он был вполне весел и счастлив. Только портрет почему-то тяготил его. Когда Грив в первый раз увидел его, то слегка вскрикнул, а когда его за обедом посадили прямо напротив портрета, он замялся, с явной неохотой сел, но тотчас опять встал.
— Я не могу сидеть напротив этого портрета, пробормотал он, — я сам знаю, что это ребячество, но не могу. Это один из тех портретов, глаза которых точно следят за вами, куда ни повернитесь, а я от матери унаследовал отвращение к подобным портретам. Она вышла замуж против воли отца, и когда я родился, была при смерти больна. Когда она настолько поправилась, что могла говорить связно, без бреда, — она умоляла всех убрать висевший в ее комнате портрет моего деда, уверяя, что он грозно смотрит на нее, хмурится и шевелит губами. Суеверие ли это, или темперамент, только я не терплю подобных портретов.
Джордж кажется счел эту выходку своего приятеля за хитрость, чтобы получить место рядом с Летти, но я видел испуганное выражение его лица и не мог не поверить его словам. Прощаясь с ними вечером, я вполголоса, больше в шутку, спросил Джорджа, приведет ли он опять к нам своего нового друга. Он весьма энергично ответил, что нет, потому что Грив очень мил в мужской компании, но в дамском обществе не умеет себя держать.
