Джермантаун
Среда, 31 декабря 1980 г.
Комната промерзла насквозь, окон в ней не было. Скорее, это была даже не комната, а кладовка – шесть футов в длину, четыре в ширину; с трех сторон пространство было ограничено каменными стенами, с четвертой – мощной деревянной дверью. Натали стучала в нее руками и ногами, пока они не покрылись синяками и ссадинами, но дверь даже не дрогнула.
От холода заснуть она не могла. Сначала ее то и дело захлестывали волны ужаса – они накатывали, будто приступы тошноты, причиняя еще большую боль, чем порезы и ссадины на лбу. Она вспомнила, как, сжавшись, сидела за обуглившимися опорами дома и смотрела на приближавшуюся сутулую фигуру с косой. Потом вскочила, запустила в эту тварь кирпичом, который сжимала в руке, и попыталась проскользнуть мимо быстро метнувшейся тени. Но тут ее схватили за руки. Она кричала, отбивалась, однако парень держал ее крепко. После двух сокрушительных ударов по голове тело ее обмякло, кровь залила левый глаз, и Натали смутно осознала, что ее подняли и куда-то понесли. Клочок неба, снег, раскачивающийся фонарь – и тьма, тьма…
Очнулась она от холода и первым делом подумала, что ей выкололи глаза – так темно было вокруг. Она выползла из груды одеял, наваленных на каменном полу, и принялась ощупывать грубо отесанные стены своей камеры. Дотянуться до потолка ей не удалось. На одной из стен Натали обнаружила холодные металлические стержни – вероятно, когда-то на них крепились полки. Через несколько минут она смогла различить более светлые полосы в дверных щелях – не то чтобы оттуда мог просачиваться свет, но просто всепоглощающая тьма обрела хоть какие-то очертания.
Натали укуталась в два одеяла и, содрогаясь от холода, забилась в угол. Голова болела нестерпимо, и она с трудом сдерживала приступы тошноты, которые усиливались из-за страха. Всю жизнь Натали восхищалась своей способностью сохранять мужество в критических ситуациях, мечтая стать такой же, как отец, – спокойной, рассудительной в моменты, когда окружающие бессмысленно суетятся, – и вот теперь она беспомощно тряслась от страха, моля Бога, чтобы тот подонок с косой не вернулся.
Натали не имела ни малейшего представления о том, где находится. Прошло несколько часов; несмотря на холод, она задремала, когда вдруг услышала скрежет многочисленных отодвигаемых засовов и явственно различила свет в щелях двери. На пороге возникла Мелани Фуллер.
Натали не сомневалась, что это была именно она, хотя пляшущий язычок свечи освещал лицо старухи лишь снизу, придавая ему карикатурный вид: покрытые морщинами щеки и скулы, дряблый подбородок, нависавший над шеей, остекленевшие глаза, заплывшие веки, иссиня-седые редкие волосы на покрытом старческими пятнами черепе торчали чуть ли не дыбом, образуя своеобразный нимб. За спиной маньячки Натали отчетливо различила худое лицо того негодяя с длинными волосами, выпачканными грязью и кровью. Сломанные зубы парня желтовато поблескивали в свете единственной свечи, которую держала старуха. В руках у него ничего не было, а длинные белые пальцы время от времени подрагивали, будто под воздействием каких-то токов, пробегавших по телу.
– Добрый вечер, моя дорогая, – скрипучим голосом промолвила Мелани Фуллер. На ней была длинная ночная рубашка и толстый дешевый халат. Ноги тонули в розовых пушистых тапочках.
Натали натянула одеяло до подбородка и ничего не ответила.
– Здесь холодно? – ласково осведомилась старуха. – Прости меня, дорогая. В этом доме всюду холодно, если тебя утешит такое сообщение. Не представляю, как это люди жили на севере до изобретения центрального отопления. – Она улыбнулась, обнажив идеально белую вставную челюсть. – Пришло время нам с тобой поговорить.
Натали обдумывала, не броситься ли ей на старуху, пока у нее есть такая возможность, и попробовать прорваться наружу. Она заметила за дверью длинный деревянный стол – несомненно, старинный, а еще дальше – каменные стены. Но путь ей преграждал парень с дьявольскими глазами.
– Это ты привезла мою фотографию из Чарлстона, милочка?
Девушка молчала.
Мелани Фуллер горестно покачала головой:
– У меня нет желания причинять тебе вред, но если ты добровольно не согласишься беседовать со мной, мне придется попросить Винсента уговорить тебя.
Сердце Натали учащенно забилось у самого горла, когда она увидела, как эта длинноволосая тварь собирается шагнуть к ней.
– Откуда же ты взяла фотографию, моя милая? Во рту у Натали пересохло, и она выдавила через силу:
– Мистер Ходжес.
– Тебе дал ее мистер Ходжес? – насмешливо осведомилась Мелани Фуллер.
– Нет. Миссис Ходжес позволила нам посмотреть его слайды.
– Кому это «нам», дорогая? – Старуха слегка улыбнулась. Пламя осветило острые скулы под натянувшейся пергаментной кожей.
Натали молчала.
– Тогда я предположу, что «нам» – это тебе и шерифу, – тихо сказала Мелани Фуллер. – Зачем же ты и полицейский из Чарлстона проделали такой путь и преследуете пожилую леди, которая не сделала вам ничего дурного?
Натали почувствовала, как в ней закипает ярость, придавая ей силу и разгоняя страх.
