Тем, кто принял этот бой
Чья жизнь была игрой без правил.
Тем, кто в небо взяв разгон
Судьбу свою на кон поставил.
© Louna, «Штурмуя небеса»
Красива Северная Столица[1] Великой Империи — ох, до чего ж красива! Многие поколения зодчих приложили руки и вложили душу в это великолепие. Более всех постарались, конечно же, ханьцы, испокон веков проживавшие на землях Поднебесной, но не отстали и русские каменных и иных дел мастера, да и многие другие. И подданные Великих Императоров, и гости, пришедшие в Пекин в поисках лучшей доли, признания или просто звонкой монеты. Со всех концов Евразийского континента — потому как не было такого места на суше или на море, куда не достигала слава стольного города многонационального сверхгосударства.
Но было одно место в самом Пекине, словно храм в храме для зодчих и камнетёсов, инженеров и каменщиков, художников и скульпторов, куда каждый нашедший работу в самом городе мечтал попасть. Святое в святом, великое в великом, сакральное в сакральном — Запретный Город. Резиденция Императора, недоступная для простых смертных, да и для многих непростых — тоже. Надо было привести за собой многотысячную армию, да ещё и в период очередной смуты в Поднебесной, чтобы попасть туда без приглашения — как сделали великий Чингизхан и ещё более великий Иван Пятый Рюрикович. Последнему удалось то, что не удалось воинственным монголам и даже самим китайским правителям: превратить гигантский дворцовый комплекс в уютный и надёжный дом династии Рюриковичей.
Шли века, пределы Великой Империи неуклонно и последовательно раздвигались, включая в дружную семью всё новые народы, даже фамилия правящей семьи переплавилась в жарком горниле времени, но ни разу Запретный Город не предал своих хозяев. Воины и жрецы, монахи и дипломаты, советники и прислуга — все, до последнего дворника готовы были не только служить в своей профессиональной сфере, но и в любой момент отдать жизнь за своих властителей. Разумеется, это было заслугой не только божьего промысла, но и скромных неприметных людей, что жили и работали в одном из зданий недалеко от покоев императорской семьи. Согласно раз и навсегда утверждённому порядку, в доме том всегда красили внешние стены жизнеутверждающей, небесного оттенка лазурной краской…
Время безжалостно. Подтачивает и рушит всё, даже незыблемые на взгляд смертных горы не могут противиться его воле. Только человеческие руки могут остановить, повернуть вспять разрушения — противопоставить созидание неумолимым законам природы. Но человек сам подвержен этим законам — если оступится, кто поддержит его самого? На рубеже последнего в тысячелетии века пала абсолютная монархия. Не стали Рюриковы-Хе Мин жадно вцепляться в свои привилегии — наоборот, Император протянул своему народу открытую ладонь, предложив взять причитающееся по праву, но до времени сберегаемое в руках императорской семьи. Власть. А Наместнику, потомку самого первого Наместника Петра Великого Николаю, отдал последний приказ в качестве единоличного хозяина всех имперских земель: сформировать переходное правительство, что эту власть способно принять, и выбрать затем новый, более эффективный государственный строй.
Если спросить любого русского, ханьца, монгола, казаха — да кого угодно из числа живущих ныне на имперской земле и пребывающих в совершеннолетнем возрасте, о личности последнего Романова, можно услышать много разных слов, многие из которых отнюдь не будут цензурными. «Разрушил всё, что создал великий предок» — одно из самых мягких высказываний. В школьном учебнике истории говорится немного иначе: «оказался на острие социально-неизбежных событий эпохи перемен и принял их удар на себя». Но любой адепт Пути, особенно Первого, скажет — принять удар можно ой как по-разному! Последний Наместник принял удар, да — деваться было некуда — и не удержал его.
Может, и не случилось бы в стране хаоса: имперские источники того времени говорят — всё шло к тому, что вышло бы государство из неизбежной трансформации в полных своих границах, а то и опять приросло бы землями, ибо «трясло» в ту пору не только гиганта, но и «пигмеев» Евразии. Вот пигмеи и решили укрепиться (пока сами ещё целы), ну и поживиться, разумеется, за счёт ослабевшего колосса… Теперь европейские «знатоки старины» часто говорят: поторопились предки. Нельзя было рвать ещё живого дракона: умершего да чуть протухшего и жевать было бы сподручнее. А так сами сунули себя в его пасть: переваривающему самого себя в агонии чудовищу только и стоило, что шевельнуть пару раз челюстями и сглотнуть. Результат оказался немного предсказуем: если ты по сравнению с монстром, как мышь рядом с горой — сколько не бей гору, толку — чуть. Хоть рудник в ней выкопай, хоть флаг в макушку воткни — каменному массиву ни жарко, ни холодно. А вызовешь обвал — горе урон, конечно, но тебя самого вообще насмерть засыплет.
Нельзя сказать, что тридцать лет Великой Мировой Войны оказались для Империи сущим благом: миллионы смертей, целое поколение, родившееся и выросшее, чтобы уйти на фронт в полном составе. Однако, по итогам страна смогла пережить потери и извлечь уроки. Более никто, от самовластного потомственного боярина и до нищего бездомного бродячего монаха-даоса не сомневался: без единого лидера государству никак нельзя. Как не может быть двух капитанов на корабле, так и у имперской мультинации не может быть более одного вождя! Другое дело, что не может один человек отвечать сразу за всё и за всех, пока не случится большой беды, когда надо собрать все силы под единым началом. Ну или выражаясь языком законотворцев, в Великой Империи всенародным выбором была утверждена Конституционная Монархия.
