Он щелчком согнал с коленки рыжего муравья и отвернулся. Говорить не хотелось, хотелось лечь в сухую траву и смотреть на раскаленную монетку-солнце. Пускай жжется.
— Кирилл, ну не притворяйся ты дебилом. Сам же видишь, надо ехать, здесь все равно будет только хуже. А другого раза может и не представиться. Марина говорила терпеливо, размеренно, точно объясняла таблицу умножения заторможенному второкласснику. Говорила — а сама то и дело поглядывала на липкое от зноя шоссе. Сегодня было уже два автобуса, но оба раза обломилось, не взяли.
— Марина Викторовна, — нудным голосом протянул Кирилл, — да на фиг мне они сдались, эти севера? Что я там не видел? И абрикосов там нету.
— Ну, не в абрикосах счастье, — уверенно перебила его Марина. — Там все-таки жизнь, не то что… — недоговорив, она мотнула головой в сторону городка. Вернее, того, что когда-то было городком Оллар-Сарга. Развалины дымились уже неделю, уцелела, по глупой прихоти судьбы, лишь городская баня, да еще мэрия. Хотя именно по городскому центру метрополы садили особенно рьяно.
— А я не хочу счастья, я хочу абрикосов, — улыбнулся Кирилл. — Это вот им счастья надо, они еще маленькие. Им, стайке нахохлившихся воробьишек, не было и девяти. Второй класс, жалкие его остатки, трое мальчишек и пятеро девчонок. Сидят у обочины, вцепились в узелки, выжидательно смотрят на учительницу. Они еще верят в обещанный автобус. Кирилл не верил. Ни бандитам, ни тем более армейцам-метрополам ни к чему лишняя головная боль. Ну ладно малыши, а ему-то уже пятнадцатый год. К тому же вылитый агхар, отцовская кровь. Значит, до первого же блок-поста, а там без базаров в фильтрацию. И на что надеется Марина? Та, однако, оживилась.
— Вот и я про что тебе толкую, Кирюш. Они же маленькие, и их восемь, а как я одна с ними? На тебя вся надежда, поможешь, приглядишь. Хватит ерунду пороть, о них лучше подумай. Кроме нас с тобой некому. Она была права. От тридцати с лишним человек 2а остались только эти. Кого еще весной, когда все начиналось, увезли в Метрополию родственники, кто ушел с родителями в горы, а кто остался там, под бетонными плитами. Там же, где и его мама, и сестра Фатима, лучшая Маринина подруга. Тоже в школе работала, шестиклашек математике учила. Недоучила… А эти воробьишки — уцелели. Кое-кому даже повезло, у них и родители живы. Вот, снарядили свою мелочь в путь, с Мариной Викторовной. Какой-никакой, а шанс. Кирилл вздохнул, поправил съехавшую на плечо майку и принялся рыться в своем вещмешке. Раньше вещмешок был наволочкой. К ней даже и подушка имелась — вынесло, видно, взрывной волной в раскрытое окно.
— Ну что, договорились? — не отставала Марина. Она присела рядом и коснулась ладонью его щеки. Ладонь у нее, несмотря на клубящуюся жару, была прохладной и пахла яблоками. Откуда сейчас взяться яблокам? удивился Кирилл, но потом понял, что это скорее всего какой-то крем для кожи. Они просто помешались на всяких кремах, шампунях, лосьонах — что Марина, что Фатима.
Чем сейчас пахнет от Фатимы, Кирилл не хотел думать. Неделя… Целая неделя. И тридцать два по Цельсию. Только вот некому вытаскивать тела из-под обломков. Народу осталось раз два и обчелся, да и те одни старики с бабками. Мужчин помоложе еще в мае увел Имран-ага. Сражаться под зеленым знаменем. А кто выеживался — на тех и патронов не жалели. Стреляли только солдат-северян, своих — резали. И Аслана, говорливого мужа Фатимы, он вел у Кирилла физику, и Равеля с электростанции, и даже старого муллу Ибрагима. Того Имран-ага объявил еретиком, злонамеренно искажавшим слова Великой Книги. Резал своей рукой, во дворике, кривым дедовским кинжалом. А дядя Керим сам пошел с зелеными. Сказал, за веру и свободу…
— Ладно, кончай зудеть, — вывернулся из под Марининой ладони Кирилл. Договорились. Поеду. Мне все равно.
— Ну и прекрасно! — сейчас же расцвела Марина. — Там ведь совсем другая жизнь, мирная, там трамваи ходят и горячая вода… Ой, ладно, не в том счастье.
— Оно в абрикосах, — мрачно заметил Кирилл, перебирая вещи. Все какая-то случайная мелочь — набор гаечных ключей, глянцевая открытка с медведями в сосновом бору, шланг от велосипедного насоса… Что удалось собрать. Не уйди он тогда в лес, поругавшись с мамой из-за порванной футболки… Не было бы сейчас ни одуряющей этой жары, ни дымящегося асфальта, ни колючей льдинки где-то внутри…А земляника тогда уже поспела, раньше обычного, и от пахучих сладких ягод он оторвался, лишь услышав грохот. Лупили откуда-то с холмов, километров за двадцать. А что это для дальнобойной артиллерии? Так, пустячок, вроде муравья, которого он недавно сощелкнул с коленки.
Где-то вдали, у плывущего в синей дымке горизонта, послышалось рычание мотора. А потом он и сам показался, выкрашенный в бурую зелень армейский микроавтобус-«таблетка». Третий за сегодня. Марина тотчас выскочила на дорогу и принялась отчаянно махать руками. Малышня тоже настрополилась ехать, загалдела, похватала узелки, и Кириллу пришлось даже цыкнуть на них — мол, не трепыхайтесь раньше времени, еще ничего не ясно. Автобус плавно притормозил, из приоткрытого окна водительской кабины высунулся тупорылый ствол автомата, поерзал взад-вперед, примеряясь. Потом дверь раскрылась наружу и с подножки на асфальт скособоченно вылез плотный хмурый парень в новеньком камуфляже. Марина подлетела к нему и принялась что-то негромко втолковывать, показывая то на малышню, то на Кирилла. Он отвернулся, вытирая о джинсовую ткань шортов ставшие отчего-то потными ладони. Не хотелось слушать, что говорит Марина, но звуки все равно порой долетали:
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
