Для меня ощущение свободы наступило в конце 1986 года, когда я закончил школу и поступил в Ленинградский политехнический институт. Позади были выпускные и вступительные экзамены, а заодно все то, что к тому времени еще казалось связанным с детством. Появилось свободное время, я думал, оно никогда не кончится, и все вокруг представлялось наполненным бесчисленными сказочными перспективами.
Я занялся изучением ленинградской биографии обожаемого мною поэта Владимира Высоцкого. Теперь я понимаю: это было первое в моей жизни журналистское расследование.
Но тогда я это так не называл. Просто общался с людьми, которые когда-то лично знали моего кумира. Начал, естественно, со знакомых, знакомых знакомых и родителей однокурсников. Думаю, у большинства источников информации моя кипучая деятельность вызывала усмешку. Но в то время мне на это было абсолютно наплевать – такова особенность юношеского возраста: очень легко не замечать того, что не нравится, когда делаешь то, что хочется.
«Индивидуальная трудовая деятельность» продолжалась недолго – в еще не ставшем Петербургом Ленинграде появился клуб любителей творчества Высоцкого. По-моему, это произошло в 1988 году. Я сейчас точно не могу сказать, предполагаю лишь по названию: «Клуб 88». Помню только, что тусовка высоцколюбов собиралась в актовом зале Ленинградского электротехнического института имени Бонч-Бруевича (в простонародье «Бонч») на набережной Мойки.
Я предложил создать в клубе поисковую группу. Мое предложение с восторгом приняли, но сбором фактов я занимался в основном один – за редким участием бестолковых девочек, которые пытались мне помогать, но быстро остывали – из-за непереносимости рутины (они рассчитывали на интервью со знаменитостями) и моего скверного характера. Поисковую группу я назвал независимой.
Помнится, клуб любителей творчества Высоцкого довольно быстро раскололся, потом были еще расколы, ссоры, примирения – все в лучших традициях непродуктивной тусовки, состоявшей в основном из довольно немолодых людей, которые нашли себе товарищей по хобби, но не совсем понимали, как именно формировать с ними отношения. Что поделаешь, Интернета тогда не было, следовательно, виртуальные социальные сети, располагающие к безответственному общению, отсутствовали.
Я помню двух лидеров разделившегося клуба: это Виталий Жуков и Владимир Румянцев. Одно время в соответствующих тусовках высоцколюбов их действительно считали лидерами, хотя лично я не знаю, что именно полезного они сделали. Впрочем, не исключено, что на их счету неизвестные мне великие открытия.
Я сошелся с Румянцевым. Не могу сказать, чтобы он мной руководил, – но, безусловно, поддерживал. Как минимум, делился опытом и житейской мудростью – Володя лет на 20 меня старше. При необходимости поддерживал и материально. Например, он познакомил меня с фотографом-коллекционером Семеном Товгером. Этот странный человек всегда вызывал у меня ассоциации с итальянскими мафиози, но свои обязательства исполнял безупречно: я находил интересные фотографии Высоцкого, приносил их Семену Фомичу, тот делал классные копии себе и мне.
А однажды Володя Румянцев даже дал мне, по-моему, 120 рублей. Такую сумму попросил фотограф гатчинского Института ядерной физики за комплект фотографий с двух концертов Высоцкого, прошедших в этом институте. Деньги я передал в конверте, а фотограф вручил мне сразу два конверта. В одном были снимки с концертов, в другом красивая девушка – обнаженная, в разных позах. Сказал, что это его хобби, предложил купить. Я смущенно отказался, хотя снимки мне понравились.
В конце концов, я как-то отошел от тусовок высоцколюбов и до 1993 года поисковой работой занимался самостоятельно. В 1988-м я отправился служить в армию, откуда в сентябре 1989-го благополучно вернулся – спасибо первому и последнему советскому президенту Михаилу Горбачеву, решившему, что студентам в наших вооруженных силах делать нечего.
В армии со мной произошел интересный случай. Я служил в Забайкальском военном округе, вокруг гарнизона лишь сопки и степь. Там располагался военный аэродром, а рядом с ним различные объекты, в том числе котельные. В одной из них служил чеченец Рашид. Классический горец: дерзкий, сильный, прекрасно разбирающийся в оружии и в рукопашном бое. Думаю, что место в котельной он получил именно благодаря этим своим личным качествам – к таким местам стремятся многие.
Рашид пренебрег традициями кавказского гостеприимства. Когда мы с напарником-телефонистом зашли к Рашиду «на огонек» (при температуре в минус сорок это было актуально), он смотрел программу «Время», в которой как раз сообщалось о развитии вечного арабо-израильского конфликта. Узнав, что я еврей, Рашид пообещал зарезать меня, если узнает, что израильская армия одержит новую победу над его единоверцами. Это было не смешно – до первой чеченской войны оставалось около четырех лет. Но я тогда это, естественно, предположить не мог, зато хорошо помнил песню Высоцкого «Я сам с Ростова, а вообще подкидыш» – про судьбу чеченского народа. Когда зашел разговор об увлечениях, я рассказал про Высоцкого. С тех пор при каждой встрече мы с Рашидом обнимались как единоверцы.
