Убегая за море, мы меняем небеса, но не душу.
Овидий
В конце XIX — начале XX столетия Россия переживала не столько промышленный бум, сколько интеллектуальный подъем, особенно ярко проявившийся в философии, публицистике и художественной литературе — прозе и поэзии. Многие деятели культуры этот процесс называли русским ренессансом. Николай Бердяев определил это время как серебряный век после золотого века эпохи А. С. Пушкина.
«Сейчас с трудом представляют себе атмосферу того времени, — писал Бердяев о серебряном веке в своей философской автобиографии «Самопознание». — Многое из творческого подъема того времени вошло в дальнейшее развитие русской культуры и сейчас есть достояние всех русских культурных людей. Но тогда было опьянение творческим подъемом, новизна, напряженность, борьба, вызов. В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвет поэзии, обострение эстетической чувственности, религиозного беспокойства и искания интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувство заката и гибели с надеждой на преображение жизни. Но все происходило в довольно замкнутом кругу…»
С другой стороны, XX век в буквальном смысле взорвал планету войнами и дал столько исторических событий, память о которых, особенно в России, должна и будет будоражить пытливые умы еще долго.
Первая мировая война высветила не только отсталость России, но и национальный вопрос. Она дала трактовку современной формы национального движения и вывела на арену истории те массы народа, которые как бы крепко спали до этого историческим сном.
Поражение России в Крымской и Русско-японской войнах осталось «незамеченным» царями, принявшими трагические события за слабость народного возмущения и нежелание «как следует воевать».
В истории отношений России с Западом на протяжении многих веков отчетливо проявлялись две диаметрально противоположные тенденции. Одна — на сближение с западным образом жизни, создание того, что сегодня называют «единое европейское пространство». Другая тенденция была обращена в сторону востока — к степным и таежным просторам: Уралу, Сибири и Дальнему Востоку. Она проповедовала самобытность отечественной культуры, желала отгородиться занавесом, в том числе и железным, от всего того, что несет Запад.
Запад всегда смотрел на Россию враждебно, подло называя ее азиатчиной, бесправной окраиной Европы. Ничего в этом вопросе, к великому сожалению, не изменилось до сих пор. Западу выгодна слабая, обездоленная, разоруженная Россия.
Еще в 80-х годах XIX века креатура Бисмарка — Э. Гартман, выступая с программой германской политики на Востоке, доказывал, что все политические, экономические и культурные задачи России лежат не в Европе, а в Азии. Он же в связи с этим предлагал европейскую часть оторвать от России и создать в ходе ее раздела два государственных образования: «Балтийское королевство» на территориях, лежащих к западу от Москвы и прилегающих к Балтийскому морю, и «Киевское королевство» — на территориях юго-запада России с Украиной и Крымом.
По его мнению, граница должна была проходить по линии Витебск — Днепр — Курск — Саратов — Волга — Астрахань.
В соответствии со взглядами Бисмарка действовали и кайзеровское правительство, и его разведка. Политика «Дранг нах Остен» — это вовсе не гитлеровское новаторство, она проводилась еще раньше. Одним из ее проявлений стал рост числа немецких колонистов в России — «пятой колонны» Германии в нашем Отечестве…
Но вернемся к двум диаметрально противоположным тенденциям.
Первая доминировала во времена Киевской Руси и в периоды правления династии Романовых, а также мига недалеких и амбициозных политиков Горбачева и Ельцина, потерявших не только совесть, но и честь, а с ними и великую страну.
Вторая генерировалась с золотоордынским владычеством, сохранилась в эпоху собирания русских земель, в века Третьего Рима, Смутного времени и существования красной империи.
Правящий класс России накануне ХХ века не был связан в единый узел с народными массами, живущими в собственном мире доиндустриальной эпохи, ведь страна была в основном крестьянская.
Элита императорской России не обладала уверенностью в себе, ясным пониманием ситуации, энергией патриотического спасения, которая позволила, скажем, британской аристократии образовать союз с нарождающейся буржуазией, создать жесткую и прочную основу нации, не потерявшей самоуважения и в то же время восприимчивой к ценностям технической цивилизации.
Аристократия Санкт-Петербурга доказывала своими действиями, что для русской буржуазии дело реформирования России безнадежно. И никогда в России не создавался основательный средний класс — гарант стабильности, противник революций.
Хранить и защищать святую Русь предоставили не авангарду ее народа, а государству, западное происхождение которого вызывало едва ли не естественное отчуждение…
Гордость России — ее интеллигенция никогда не признавала себя тем, чем она фактически являлась, то есть прозападной интеллектуальной элитой, самоотверженной и почти воспринявшей отчуждение от народа как естественное состояние… Интеллектуально их родиной был Запад, хотя эмоционально, разумеется, горячо любимая Россия…
