К вечеру прошел дождь, сильно похолодало. Но ниже нуля ртутный столбик не падал, земля не стыла, и единственная дорога, ведущая в деревню, тонула в грязи.
Лейтенант Шубин перебежал за мокрую скирду, заваленную ветками. В воздухе висела плотная изморось. Последние октябрьские дни 1941 года выдались дождливыми, полоскало обильно, дороги превратились в кашу. Вопрос интересный – кому это на руку? И наступать, и отступать в таких условиях было трудно.
За спиной раздался шорох, многозначительно кашлянули. Лейтенант раздраженно отмахнулся: сидеть! Размяк народ в партизанах, дисциплина хромает на обе ноги. Приказы еще выполняют, но обсуждать уже не стесняются. И трибуналом грозить бесполезно. Где он, этот трибунал?
За спиной стало тихо, успокоилось войско. Все устали как собаки. Дороги, хоть и раскисшие, находились под наблюдением. Посты немецкой жандармерии дополнялись русскими полицаями. Пришлось ломиться сквозь чащу – через голый колючий шиповник, обилие валежника. В лесу холод не чувствовался, но когда вышли на открытый участок, стали подмерзать.
Деревня, если верить старой карте, называлась симпатично – Чижики. Скорее хутор, а не деревня, несколько дворов, вросшие в землю избушки, амбары на краю селения. Тянулся в небо журавль колодца. С населением было небогато, по дворам блуждали согбенные фигуры, в домах жгли оставшийся керосин. В таких селениях обитали никому не нужные старики.
Сквозь деревню проходила дорога – впрочем, одно название.
Леса отступили, на востоке виднелась развилка. Немцев в деревне поначалу не было. Пока Глеб изучал в бинокль подворья, сгустились сумерки. Разведчики могли сделать остановку, привести себя в порядок. Но пока он принимал решение, донесся треск мотоциклетных моторов, пришлось пятиться обратно в лес. По дороге проехали два тяжелых BMW R-75. В каждой машине, помимо пилота, сидел пулеметчик. Солдаты в касках, короткие шинели. Мотоциклы отличались проходимостью, но колеса вязли в непролазной грязи, для проезда приходилось использовать обочины. В замыкающей машине имелась рация – покачивался провод антенны.
Немцы въехали в деревню, заглушили моторы. Разведчики глухо выругались – вот и отдохнули, привели себя в порядок…
Гитлеровцы перекликались, блуждали по дворам, пугали местных жителей. Но сегодня не стреляли – настроение было благодушное. Уезжать из деревни они не собирались. Захлопали двери, посыпались дрова из поленницы.
Стемнело. Надвинулись черные тучи, опустились на лес.
– Что делать будем, товарищ лейтенант? – прошептал приземистый, стриженный под ноль Курганов, кутаясь в фуфайку. – Не май, однако. Дальше пойдем? Или этих перебьем да погреемся?
Четыре пары глаз вопросительно глядели на командира.
– Что главное в нашем ремесле, товарищи разведчики? – строго, как на экзамене, спросил Глеб.
– Я знаю, – встрепенулся Леха Кошкин, – вовремя убраться.
Бойцы заулыбались. Оскалился чернявый Арсен Вартанян.
– Двойка, боец. Главное – уметь ждать. Так что сидим и наблюдаем.
– У товарища лейтенанта чуйка проснулась, – догадался Курганов. – Ладно, мы люди терпеливые, будем ждать.
А ведь действительно сработала чуйка! Что забыли на хуторе четыре мотоциклиста, у которых есть командиры, поставленные задачи, и вообще им здесь не Бельгия с Голландией? Солдаты вермахта хозяйничали на хуторе. На задворках возник дымок – затопили баню.
Чутье не подвело, товарищи терпели, кутались в заношенные телогрейки. «Почему у пилотки уши не опускаются? – жаловался Кошкин. – Зима на носу, полярный холод, а мы одеты хуже, чем немцы». Через полчаса снова послышался шум: появился бронированный вездеход в сопровождении мотоцикла. Колонна проехала мимо, растворилась в деревне.
– Кошкин, выяснить, – приказал Глеб. – Одна нога здесь, другая там. Да не светись на юру, лесом давай…
Леха вернулся через восемь минут – устал, рухнул под осину.
– Гулянка намечается, товарищ лейтенант. Прибыла четверка офицеров, а с ними три бабы. Не спрашивайте, что за бабы, мне не доложили. Смеются, лопочут по-русски, делают вид, что им хорошо и они ничего не боятся. Видать, из Развального привезли – до села шесть верст. Шлюхи тамошние. Баню топят, ящики с харчами таскают, бутылки бренчат… Товарищ лейтенант, я их звания не разглядывал, но явно из штабных: ухоженные, брезгливые, с тропы – ни шагу. Это же подарок, товарищ лейтенант… Ну, если другие не подъедут.
– А чего они тут забыли? – простодушно спросил Шперлинг. – Ну, и гуляли бы у себя в Развальном. Там и охраны больше, и ехать никуда не надо.
– Квартирмейстеры? – предположил Кошкин. – А с ними пара чинов, чтобы присмотреться? Позже подойдет подразделение, встанут гарнизоном или штаб сюда перенесут…
– Сегодня вряд ли подойдут, – задумался Шубин. – Не стали бы тогда с девками гулять на ночь глядя. Утром подойдут основные силы. А сегодня гуляют, и к черту войну. Начальство далеко, район безопасный, в этом квадрате мы практически не светились. Сколько их всего?
– Четыре офицера, три барышни, – стал перечислять смышленый боец. – Четыре солдата в первой партии, два – во второй. Плюс еще водитель вездехода, он же денщик – такая вот орясина, проще перепрыгнуть, чем обойти. Семеро рыл рядового состава. В их числе капрал или унтер-офицер. Охранять будут господ офицеров. Только одеты они слабовато – шинельки на рыбьем меху, тонкие сапоги, будут больше греться бегом, чем охранять…
![Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/storage/book-covers/8c/8c5930280aa7ec8fccf281cccb9a8482874dacc5.jpg)
