Роман / Пер. с англ. М. А. Назаретян.—
М.: Редакция международного журнала
«Панорама», 1998.—192 с.
ISBN 5-7024-0750-4
1
Зал сиял огнями. Гул голосов, словно морской прибой, то утихал, то набирал силу, разрываемый неожиданным смехом или шумом отодвигаемых кресел.
— Итак, господа, приближается кульминационный момент нашего вечера. Не сомневаюсь, что все вы с нетерпением ждали его!
Высокая черноволосая красавица в белом декольтированном платье с блестками постучала миниатюрным аукционным молоточком о деревянную кафедру, чтобы привлечь внимание собравшихся. Взгляды нарядных мужчин и женщин, которые удобно расположились в комфортабельных креслах богато украшенного зала, мгновенно обратились на сцену. Шум светской болтовни постепенно замер, и наступила почти звенящая тишина. Предчувствие сенсации захлестнуло избалованную публику, и, предвкушая новое удовольствие, гости затаили дыхание.
— Ну что ж, теперь моя очередь,— решительно прошептала Патриция.
Ее место было наиболее престижным и дорогим и находилось прямо напротив ведущей, в самой середине роскошного зала.
Она выпрямилась, машинально провела рукой по роскошным волосам, расправила пышную юбку из красной тафты и почувствовала, как от волнения вспотели ладони. Два равноценных по силе чувства боролись в ее душе: желание довести задуманное до конца и почти детский страх. Первое было причиной, по которой она выложила внушительную сумму за билет на этот вечер для избранных, включавший, кроме аукциона, формальный ужин и малоинтересное эстрадное представление. Второе чувство появилось несколько секунд назад, когда Патриция осознала, что пришло время действовать.
Правда, со стороны эта хрупкая элегантная девушка выглядела совершенно спокойной и уверенной в себе.
Красное расшитое шелком бюстье на тонких бретельках подчеркивало фарфоровую белизну ее кожи и округлую форму обнаженных плеч. Черная тафтовая накидка, скорее похожая на длинный шарф или очень широкую ленту, обвивала спину, обнимала сгибы локтей и небрежно ниспадала на контрастную по цвету юбку. Она удачно заменяла пиджак и делала весь наряд необычайно изысканным и оригинальным. Непослушные вьющиеся волосы, золотистые с рыжеватым отливом, словно облако обрамляли юное лицо, утонченные черты которого могли бы многое рассказать ученому-физиономисту о давно умерших благородных предках этой молодой особы. Выразительные голубые глаза, длинные густые ресницы и чуть сросшиеся на переносице, как ни странно, не белесые, а темные брови, тонкий прямой нос.
Но все же неповторимую прелесть придавала Патриции именно нижняя часть ее лица: сочетание упрямого, волевого подбородка, округлых девичьих щек и нежно-розовых полных губ. В ней было очарование маленькой упрямой девочки, которая решила раз и навсегда настоять на своем. Такая внешность, сочетающая непосредственность молодости и строгость зрелости, пробуждала к ней всеобщую симпатию. И Патриция прекрасно сознавала силу своего обаяния, но никогда не злоупотребляла им.
— Лот номер пятьдесят шесть нашего благотворительного аукциона, — интригующе продолжала темноволосая ведущая. — Это нечто особенное! Эксклюзивное предложение для дамы с тонким вкусом и солидным счетом в банке. Возьму на себя смелость утверждать, что многие из вас не пожалеют денег, чтобы купить...— она нарочно сделала паузу,— приоритетное право провести день в компании этого удивительного мужчины. Поприветствуем, леди и джентльмены, притягательного и неподражаемого Грегори Адамса!
Эффект был поразительный: зал взорвался аплодисментами, которые только нарастали по мере того, как мужчина не спеша, с достоинством прошествовал к краю сцены. Он застыл в красивой эффектной позе, словно профессиональная модель с обложки модного журнала, сверху вниз глядя на восторженную толпу.
Еще какой притягательный, цинично подумала Патриция, и, что самое главное, он прекрасно осознает свою неотразимость и великолепно использует ее в своих целях. А какая уверенность в себе, просто позавидовать можно!
В этот момент в ней говорила не столько предвзятость, сколько обыкновенная наблюдательность. Действительно, все предыдущие участники этой странной акции, несколько напоминавшей арабский невольничий рынок, в большей или меньшей степени чувствовали себя неловко. Грегори Адамc же, напротив, появившись на подиуме в свете прожекторов, вел себя на редкость непринужденно и естественно. Создавалось впечатление, что он рожден для славы, для всеобщего восхищения. Благородная осанка, горделивая посадка головы, медлительная и одновременно напряженная грация движений, словно у молодого льва, вышедшего на охоту. Каждый жест полон достоинства и мужественности.
По выражению лица трудно было угадать, что чувствует этот холеный представитель сильной половины человечества. Его глаза выражали безразличие и равнодушие, а на красиво очерченных чувственных губах играла насмешливая улыбка. Он достиг уже такой степени славы и популярное и, что мог себе позволить даже пренебрежение к своим поклонницам. Его любили и прощали ему все.
— До чего хорош! — еле слышно пробормотала Патриция, сама уже не зная, чего в ее реплике больше: иронии или подлинного восхищения.
