ВСТУПЛЕНИЕ,
в котором автор доверяет читателю одну маленькую тайну
Все, о чем здесь рассказано, случилось в наши дни, когда и в фантастических романах нередко не остается ничего фантастического, ибо жизнь все чаще обгоняет фантазию. И все же эта история не совсем обычна. Началась она в одном большом городе. Нужно ли называть его? Быть может, это тот самый город, где живем мы с вами, или другой, где живут наши друзья…
Люди, населяющие большой город, вели обычную, деятельную, шумную жизнь. На улицах теснился поток автомашин, по бесчисленным переулкам ручейками бежали вереницы пешеходов. Сотни таких ручейков сливались на центральных магистралях в широкие людские реки или завихрились в водовороте на площадях и перекрестках.
На одной из площадей города, где стоял большой старинный дом, было особенно шумно. Но это, казалось, вовсе не мешало старому дому, привыкшему к тишине и покою. Маленькими подслеповатыми окнами смотрел он на жизнь нашего века с таким же равнодушием, как раньше смотрел на жизнь веков минувших. К дому давно все привыкли. Людской поток огибал его с двух сторон, словно гранитный порог, вставший поперек течения реки, а сам дом если и обращал на себя иногда внимание, то разве только архаичностью архитектуры.
Между тем, если стать спиной к фасаду этого здания и отсчитать отсюда пятнадцать шагов, под ногами окажется мостовая, а глубоко под ней большое подземелье. Кто и зачем его вырыл, неизвестно. Когда строили дом, подземелье уже было. Дом выстроили, и как-то само собой получилось, что он стал хозяином расположенного возле него подвала. Со временем в старинном доме разместился музей, а в подвал снесли все, что не поместилось в залах музея, было малоценно или просто не нужно.
В подвальные кладовые редко кто заходил, и пыль толстым слоем покрыла предметы. Не было в подвалах смены дня и ночи, так как дневной свет не проникал сюда. Не было и времен года, ибо толстые каменные своды надежно защищали от летней жары и зимней стужи. Время словно остановило здесь свой бег.
И вот в дни, когда начинается описываемая нами история, покой подземного хранилища был нарушен.
Все происходило именно так, как это принято описывать в иных научно-фантастических повестях, где даже самые заурядные события совершаются в обстановке необычной и таинственной.
Кто-то медленно и осторожно спускался по крутой лестнице, освещая путь карманным фонариком. Потом человек вошел в подвал, пошарил по стенам и, когда под сводами зажглась желтым светом запыленная электрическая лампочка, стал внимательно оглядываться, обходить и осматривать сложенные в беспорядке предметы. Человек делал это осторожно, почти крадучись, не то потому, что боялся наделать шума, не то потому, что не хотел потревожить вековую пыль. Чем дальше продвигался он в глубь подвала, тем меньше сюда попадало света, и вскоре в его руках вновь сверкнул луч фонарика.
Пучок световых лучей выхватил из полутьмы покрытую пылью картину в золотой раме, потом рыцарские доспехи, деревянную колесницу с затейливой резьбой. Но все это, видимо, не интересовало одинокого посетителя подвала. Вдруг он остановился, и световой луч заплясал в дрогнувшей руке. Из темного угла в упор смотрело страшное лицо с застывшими чертами, с остановившимся суровым взглядом. Освещенный фонарем круг переместился вниз, в сторону, и тогда стало видно, что голова странного изваяния покоится на туловище лежащего льва…
…Прошло много часов, и день сменился ночью. А человек, спустившийся в подземелье, все еще там… Изваяние с головой человека и туловищем льва стоит теперь в середине подвала под самой лампой, и вид его уже не так страшен. Это обычный сфинкс — маленькое подобие гранитного колосса, охраняющего подступы к пирамидам. Мало ли сфинксов из Египта развезено ныне по музеям всего мира! Но человек спустился в подземелье, должно быть, специально ради этого сфинкса. Он осматривает его со всех сторон, скребет какими-то щеточками, иногда стучит по сфинксу согнутым пальцем, прислушивается.
Время идет, а человек все возится возле сфинкса. Звуки резких, звенящих ударов металла о металл несутся по подземелью. Человек отыскал какую-то точку на груди изваяния, приставил к ней маленькое железное долото и размеренно бьет по нему молотком.
Еще один взмах молотком… Еще и еще… Резкий треск, похожий на разряд маленькой молнии, встряхнул застоявшийся воздух подземелья. Сфинкс раскололся так, как будто невидимая, сжатая до предела пружина подбросила его верхнюю часть. Мелкая удушливая пыль, несущая с собой приторные запахи тления и каких-то благовоний, окутала лицо человека. А он, закашлявшись и протирая руками глаза, забитые пылью, издал ликующий возглас и жадно прильнул к зияющему черному провалу, открывшемуся в чреве изваяния.
Тысячелетняя пыль, медленно оседая, серебрит волосы человека, а над ним нависла запрокинутая вверх крышка саркофага с головой сфинкса, который как и прежде смотрит прямо перед собой суровым взглядом.