Под высокими красивыми балконами, тянущимися по фасаду огромного американского отеля, кварталы Нового города под резким углом спускались к берегам Босфора. На берегу стояла мечеть, белизна стен которой размывалась серым мартовским дождем. Минареты, своего рода эмблема и визитная карточка Стамбула, вздымались в небо. Если бы не эта мечеть, вид с балкона отеля был бы вполне современным и, по мнению Трейси, имел мало общего с той Турцией, какой она представлялась издалека большинству западных туристов.
Трейси стояла на балконе и смотрела сквозь пелену дождя на город, в который так стремилась и наконец попала. Но сейчас ей одновременно и хотелось, и не хотелось этой встречи, было чуть страшновато. Если бы не некоторые обстоятельства, такое путешествие могло оказаться обычной беспечной туристической поездкой, но все складывалось так, что Трейси было не до развлечений, и унять тревогу в душе она не могла, как ни старалась.
Но Трейси сама обрекла себя на эти волнения. Как только узнала, что есть возможность поехать в Стамбул, она тут же ухватилась за нее и не собиралась сдаваться, что бы ни случилось.
Трейси нервно сдернула с головы голубой замшевый берет и дала ветру с пролива взъерошить свою шелковистую каштановую челку. Ветер нес с собой брызги дождя, но Трейси подняла лицо навстречу холодным каплям, словно они могли успокоить ее. Гнев девушки вызвало письмо, которое она держала в руке. Однако если иметь дело с его автором, то потребуется холодная голова, подумала Трейси и постаралась обуздать свои эмоции. Она много слышала об этом человеке, но не знала, насколько правдивы эти слухи. Впрочем, сейчас это ее заботило менее всего, она не собиралась позволять кому-то отправить себя назад с помощью какого-то там письма.
Три месяца Трейси ждала возможности попасть в Стамбул. И вот она в Турции… Прошло всего два часа, как самолет приземлился в Стамбульском аэропорту, а ее уже собирались с позором отправить домой, даже не выслушав доводов. Трейси разгладила смятый в порыве негодования лист бумаги в руке, и он зашуршал. Она в третий раз перечитала письмо, всматриваясь в мужской почерк:
«Дорогая мисс Хаббард!
Мы договорились с мистером Хорнрайтом из «Взгляда» о том, что мне пришлют мисс Джанет Бейкер. Мисс Бейкер должна была помочь мне подготовить рукопись книги для публикации. Долгие годы она провела на Среднем Востоке, прекрасно знает историю турецких мозаик.
Но только что мне принесли телеграмму, в которой сообщается, что она будет занята следующие шесть месяцев и вместо нее мне пришлют временную помощницу. «Молодая женщина, которая в течение нескольких лет работы у нас зарекомендовала себя с самой лучшей стороны», говорится в телеграмме.
Однако это замена абсолютно не приемлема для меня. Я предпочитаю дождаться мисс Бейкер. У меня даже в мыслях нет намерения критиковать Вас, и в моем отказе нет никакой личной неприязни к Вам. Я могу предложить Вам лишь одно – сесть на первый же самолет и вернуться в Нью-Йорк.
Рэдберн».
Трейси сложила плотный лист бумаги вдвое и задумалась, благо разумная часть ее сознания советовала ей смириться с приговором, потому что она сделала все, что могла, и совесть ее чиста. Естественно, никто дома не упрекнет ее в поражении, потому что она была бессильна что-либо возразить Майлсу Рэдберну. К тому же если она вернется домой немедленно, то не узнает ничего неприятного и тревожного, что могла бы узнать в Стамбуле. В общем, было бы даже неплохо уехать домой и забыть про все, что связано с этим делом, все таинственные предупреждения и намеки, все тревоги и вопросы, на которые нет ответа. Судьбу все равно не переломишь, поэтому она с чистой совестью может не ворошить прошлое и позволить ему и дальше хранить свои страшные тайны.
Трейси внимательно прислушивалась к своему внутреннему голосу, но в то же время хорошо понимала, что если обратится в бегство, то потом ни за что не простит себе этого малодушия. Она сложила письмо еще раз вдвое, смяв его, словно хотела выместить свою досаду на листке бумаги. Трейси не хотела позволять письму разозлить себя и вывести из равновесия. Только встретившись с ним, она сможет понять, что в рассказах о нем правда, а что – ложь. Она честно призналась себе, что его реакция на ее приезд не могла быть для нее абсолютной неожиданностью. Он был по-своему прав.
Из Турции мистер Хорнрайт вернулся очень расстроенным. Книга Майлса Рэдберна об истории турецких мозаик и изразцов, которую не так давно решил издать «Взгляд», по замыслу Хорнрайта, должна была стать выдающимся вкладом в историю искусства. Было решено вложить в это издание максимум возможных средств. В свое время такая ставка на мощную финансовую поддержку с самого начала обеспечила фирме славу одного из самых лучших издательств в стране. Имя Майлса Рэдберна само по себе почти стопроцентно гарантировало книге успех. Хотя мистер Рэдберн добился известности еще в молодости, но в последние годы, на пороге своего сорокалетия, работал как художник довольно мало, хотя портреты кисти Майлса Рэдберна висели в музеях и картинных галереях по всей стране. Но, к несчастью, живописцы, даже знаменитые, редко обладают организаторскими способностями. Мистер Хорнрайт, побывав в Стамбуле, пришел в ужас от того, в каком состоянии находилась рукопись столь важной для него книги.
