Танцующая в Аушвице

Это рассказ о моей тетушке Розе. О том, что она пережила в жестокие времена. Все это было на самом деле.

Роза вела дневник, написала множество писем, заметок, стихотворений, песенок, делала фотографии, а кусочек своей жизни в военное время даже зафиксировала на кинопленке. Можно сказать, что Роза сама составила собственное жизнеописание.

Сразу же после войны на людей, предавших ее, Роза заявила в полицию. Копии полицейских отчетов и свидетельских показаний хранились в ее архиве. Они дали мне возможность заглянуть на кухню тогдашней жизни и получить еще более четкое представление о том, как реагировала тетушка Роза на все происходящее.

Как самый старший из послевоенного поколения нашей семьи я не видел для себя дела более важного, чем сделать из Розиных историй книгу. И я сделал это, потому что тетушкин рассказ должен быть услышан. Ее история — это история человека с сильным характером. Человека, сохраняющего оптимизм в обстоятельствах, когда уже ничто не имеет значения.

Узнав эту историю, расскажи ее другому…

Из своего окна на третьем этаже я вижу погруженную во мрак площадь, скудно освещаемую несколькими фонарями. Булыжники мостовой поблескивают под унылым дождиком, фонарный свет растекается в лужах неровными желтыми пятнами. Тишина и покой. Площадь обступают старинные здания, почти во всех окнах темно. Редко кто в эту пору не спит. Мой взгляд останавливается на большом неказистом здании. Простотой линий оно напоминает приют или богадельню. Оно странно смотрится здесь, на этой дивно красивой площади в центре Кракова.

Завтра последний день конференции. В ней участвуем мы, директора европейских больниц. Здесь мы обмениваемся опытом и обсуждаем, как нам эффективнее решать насущные проблемы здравоохранения. Пленарные доклады вполне хороши, семинары интересны. На подобных конференциях я общаюсь со многими своими коллегами из разных стран Европы. Вот и сегодня, помимо встреч на семинарах, я весьма плодотворно побеседовал с двумя из них — из Бордо и из Мюнхена. Провел день с пользой, думаю я, глядя на поблескивающую от дождя площадь.

После рабочего дня я встречаюсь с женой, она на этот раз поехала вместе со мною. Это случается крайне редко, поскольку ей не так-то просто найти окно в своем напряженном графике. Но нынешняя конференция по времени совпала со студенческими каникулами. Раньше мы никогда не бывали в Кракове. Мы с несколькими коллегами планируем задержаться здесь еще на три дня после конференции. Я очень рад этому.

В честь окончания конференции общество польских директоров организовало для европейских коллег фортепианный концерт. Большой зал дворца, где проходит концерт, наполняется звуками музыки Шопена. Мазурки, полонезы и сонаты сменяют друг друга. После концерта нас приглашают к столу, а потом мы немного танцуем под вальсы того же Шопена. Наши польские коллеги гордятся своим знаменитым композитором и щедро делятся его музыкой с нами. Вечер близится к завершению, мы раскланиваемся. Французский, немецкий, английский дружелюбно перекликаются друг с другом.

На следующий день мы осматриваем Краков, прогуливаемся по его старинным улочкам, уютным площадям, любуемся богато украшенными соборами и средневековым замком. Днем позже мы выбираемся за город, у нас экскурсия на соляные рудники. Соль добывается здесь уже два столетия, и под землей возникла удивительная система коридоров с грандиозными залами, вырубленными в соляных пластах. В последний день мы планируем съездить в Аушвиц — самый большой концентрационный лагерь Второй мировой войны, а также в граничащий с ним концлагерь Биркенау.

По мере того как приближается последний день нашего пребывания в Польше, меня все чаще занимает вопрос: зачем мне ехать в этот лагерь? И накануне вечером я говорю жене, что не вижу смысла в этой поездке. Ни разу в концлагере не был — и любопытство меня не мучает. Как-то еще школьником я видел документальный фильм о концлагерях, и этого мне более чем достаточно. Я и без всяких экскурсий знаю, что там сотнями, тысячами, миллионами гибли люди, а детали того, как именно они гибли, ничего для меня не добавят к этой ужасной истории.

Впрочем, это ли истинная причина моего нежелания ехать?

А может, я придумываю оправдания, чтобы скрыть от себя нечто, что прячется в глубине моей души?

И тем не менее, чисто интуитивно все во мне восстает против посещения концлагеря. Почему? Я испытываю отвращение к этой поездке, я не хочу туда ехать, я должен держаться от этого подальше, всю эту лагерную историю уже давным-давно пора положить в архив на дальнюю полку, уже давным-давно пора забыть… И я говорю коллегам: нет, спасибо, я не поеду, у меня и без этого хватает впечатлений.