Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор
Ларошфуко
Большинству современных людей свойственно сторониться всего, что связано со смертью. Сегодня большинство рождается и умирает уже не под крышей родного дома, а в клиниках и больницах. Передоверив себя Минздраву, человек получил иллюзорное освобождение от проблем, великое таинство смерти стало в основном тягостной обязанностью, о собственной кончине не принято рассуждать. Мы оберегаем подрастающее поколение от раздумий о смерти, утратили мужество говорить о ней в зрелом возрасте, втихомолку провожаем в последний путь своих родных и близких. Когда-то по улицам городов следовали похоронные процессии, богато украшенный катафалк сопровождала торжественная музыка духовых оркестров, а сейчас даже траурные ленты и те исчезли с бортов автобусов-катафалков, вливающихся ежедневно в нескончаемый поток машин.
Впрочем, людям всегда было свойственно избегать разговоров о смерти, и даже само слово «умереть» в повседневной речи старались заменять какими-либо другими, более смягченными выражениями: «отправиться в лучший мир», «приказать долго жить», «протянуть ноги». Аналогичные языковые табу па слово «умереть» имелись и в других языках: в английском — «to go» (уйти), «to take the ferry» (сесть на паром), «to hop off the twig» (спрыгнуть с ветки); в немецком — «die Augen schliessen» (закрыть глаза), «heimgehen» (уйти домой); в итальянском — «ritornerare al nulla» (вернуться к нулю); в испанском — «irse al otro potrero» (отправиться на другое пастбище); во французском — «casser sa pipe» (сломать свою трубку), «il dit bonsoir a'la compagnie» (он попрощался с компанией). Также старались не произносить и слово «кладбище». Вместо этого в русском языке употребляли понятие «место успокоения», в английском — «God's acre» (Божье поле), в немецком — «der heilige Ort» (святое место), в испанском — «chacarita» (маленькая ферма), во французском — «boulevard des allopges» (удлиненный бульвар). Замечательный русский писатель-сатирик Михаил Михайлович Зощенко писал в своей философской книге «Перед восходом солнца»: «Отношение к смерти — это одна из величайших проблем, с которой непременно сталкивается человек в своей жизни. Однако эта проблема не только не разрешена (в литературе, в искусстве, в философии), но она даже мало продумана. Решение ее предоставлено каждому человеку в отдельности. А ум человеческий слаб, пуглив. Он откладывает этот вопрос до последних дней, когда решать уже поздно. И тем более поздно бороться, поздно сожалеть, что мысли о смерти застали врасплох…»
«Люди страшатся смерти, как малые дети потемок, — говорил английский философ Фрэнсис Бэкон (1561–1626), — и как у детей этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти».
Современные исследователи человеческой палеопсихики согласны в том, что самые первые проблески мысли у питекантропов и неандертальцев могли быть вызваны животным инстинктом самосохранения, стремлением продлить свое существование, преодолеть неотвратимость смерти. «Убегая от смерти, — писал советский знаток античной мифологии Яков Голосовкер, — не понимая ее, и чем дальше, тем все сосредоточенней, мучительней и трагичней мысля о ней, и тем самым все более не понимая ее (ибо никакая наука не поняла смерти и не примирила с нею мысль), человек, борясь за существование, за свою жизнь, за свою мысль устремлялся к вечной жизни, к бессмертию. Иначе он не мог, иначе мысль не могла. Он жизнь не выдержал бы без мысли о вечной жизни…»
В шумеро-вавилонском эпосе о Гильгамеше III тысячелетия до нашей эры мы впервые встречаемся с документальным свидетельством страха смерти. Герой эпоса Гильгамеш так оплакивает смерть своего друга Энкиду:
«Я проливал слезы подле его трупа, надеясь, что Энкиду встанет. Но на седьмой день в его нос проникли черви, и я понял, что он уже не вернется, и похоронил его. С тех пор я не знаю покоя. Тело моего друга рассыпалось в прах и смешалось с землей. Я знаю, что и мне суждена такая же участь. Мое тело также превратится в прах и глину. Я страшусь смерти…»
Многие боятся цифры 13, хотя и не могут объяснить, чем их страшит это число.
Цифры у ряда народов обозначались буквами и, оказывается, у древних евреев число 13 и слово «смерть» писались одним знаком. Вот насколько силен страх смерти, что даже не ведая уже значения числа 13, мы все равно стараемся избегать его.
В Японии же избегают цифры 4, но по той же причине: при чтении иероглифа 4 — «си» — он звучит как другой иероглиф, означающий «смерть». В японских больницах вы не встретите палаты с номером 4, а если здание многоэтажное, то и в указателе лифта вы не найдете четвертого этажа.
Великий государь Московский и всея Руси самодержец, царь Михаил Федорович Романов (1596–1645) от непрестанных раздумий о смерти «впал в неподвижность» и умер «от… кручины».
Известно, что российская императрица Елизавета Петровна очень боялась покойников: она даже не входила в тот дом, где лежал покойник. Когда граф Апраксин умер в Царском Селе в казенном здании, то тело его вынесли под шатер. Больного Чеглокова отправили домой, чтобы он не умер во дворце. При ней в 1755 году вышел указ, запрещавший носить мимо дворца покойников.
