Религиозные фанатики всегда меня пугали, и когда я слышу, как они поддерживают какие-то дурацкие эсхатологические теории (теории о конце мира и человека, — прим. перев.), или предлагают своё извращённое толкование Библии, мне становится интересно: как же они живут у себя дома? Какая у них мебель? Какую еду они едят? Как относятся к соседям и домашним животным?
«Святилище» — это моя версия той жизни, которую мог бы вести ребёнок, растущий в такой семье.
Шторы были полностью закрыты. Кэл заметил это, когда после школы подошёл к дому, и ещё до того как подняться на крыльцо, понял: произошло нечто ужасное. Шторы днём не закрывались с тех пор…с тех пор, как пришлось заплатить Отцу.
Перед тем как открыть дверь, облизнув пересохшие губы, он переложил учебники подмышки. Внутри, в гостиной, было темно, тяжёлые коричневые шторы не пропускали практически ничего, кроме самого тусклого света. Он едва заметил мать, которая свернулась калачиком в углу дивана.
— Мама? — нервно произнёс он.
Она не ответила и, положив книжки на кофейный столик, он подошёл к ней. Приблизившись, разглядел слёзы на её щеках.
— Мама?
Она бросилась к нему, схватила за плечи и, прижавшись всем телом, обняла. От её домашнего платья, шёл незнакомый запах, который ему не понравился.
— Ах, Кэл, — зарыдала она. — Я не хотела этого делать! Не хотела!
Кэл вдруг заметил, какая стояла тишина. Из глубины дома не доносилось ни звука, и у него заныло под ложечкой.
— Где Крисси? — спросил он.
Её руки, обнимая, сильнее стиснули его.
— Я не могла с собой справиться, — причитала она. Слёзы градом катились по её пухлым щекам. — Мне пришлось убить его.
— Убить кого? — спросил Кэл, еле сдерживая страх. — Кого ты убила?
— Я шла домой из магазина и увидела мужчину, гулявшего с собакой, и тут Гнев охватил меня. Я не смогла с собой совладать.
— Что случилось?
— Я сказала ему, что у меня не заводится машина, и мы пошли в гараж, чтобы посмотреть, что с ней не так. Затем я закрыла дверь и схватила топор. Мне…мне было не справиться с собой. Я не понимала что происходит, и делала это снова. Не хотела делать это опять, но Гнев переполнял меня.
Она провела рукой по волосам Кэла, и голос её вдруг стал бесстрастным.
— Я согрешила, — сказала она. — Но моей вины в этом нет.
— Где Крисси? — задал вопрос Кэл.
— Крисси пришлось умереть за мои грехи.
Кэл вырвался от матери и побежал по коридору, через дальнюю спальню, в Святилище. Там, рядом с крестом Отца, он нашёл распятую фигуру своей сестры. Она была обнажена, её руки и ноги были распростёрты и прибиты гвоздями к дереву, голова бессильно поникла вниз.
— Крисси? — позвал он.
Она не шевельнулась и не ответила, но когда он нерешительно дотронулся до её ноги, кожа была ещё тёплой.
Позади него закрылась дверь Святилища. В комнате не было окон, и Крисси освещали только свечи, мерцавшие перед алтарём. Кэл уставился на неподвижное тело сестры, на маленькие ручейки крови, стекавшие из её пронзённых рук и ног. Сильные руки матери схватили его за плечи.
— Она воскреснет, — сказала она, и, обернувшись, Кэл увидел слёзы на её глазах. — Её воскресят, и она взойдёт на престол Господа, и мы будет молиться ей и почитать, как и твоего отца.
Она упала на колени и жестом показала, чтобы он присоединился к ней. Он увидел бледные красные узоры, которые перекрещивались на её ладонях. Линия жизни, заметил он, была полностью заполнена тонкими следами крови.
— Молись, — попросила она и сложила руки вместе.
Кэл преклонил колени перед отцовским крестом и воздел руки в молитве.
— Дорогой Джим, — начала мать. — Да святится имя твоё. Мы благодарим тебя за защиту и поддержку ближних твоих. Не введи нас во искушение, и избавь нас от лукавого. Мы молим тебя, Джим, огради нас от зла. Ты велик, ты добр, и мы благодарим тебя за еду нашу. Аминь.
Кэл понимал, что молитвы матери были не вполне правильными. Он помнил кое-что из того, что учил в воскресной школе, когда они ходили в церковь, и мог сказать, что текст молитвы был немного не тот. Но промолчал. Если бы он что-то сказал по этому поводу, она била бы его до тех пор, пока он не раскается в своём богохульстве, а затем бы надолго поставила на колени молиться отцу, поэтому он держал рот на замке.
Рядом с ним мать бормотала свою молитву, и хотя он знал, что это ожидается и от него, вместо этого он украдкой разглядывал Святилище. Под руками и ногами Крисси находились священные чаши, в которые собиралась кровь мученицы. Позже им придётся испить из них для Причастия. От этой мысли Кэл содрогнулся. Он тут же представил себе тошнотворно-солёный, отдающий травой, вкус крови, и его чуть не вырвало. В тёмном углу комнаты, куда не проникал свет свечей, он разглядел очертания окровавленного топора, прислонённого к стене. На полу, перед топором, лежал молоток, которым она распинала Крисси, рядом были рассыпаны гвозди.
Мать поднялась.
— Можешь идти, — сказала она. — Сейчас я хочу побыть одна.
Он молча кивнул и покинул Святилище. Хотелось кричать, но он не мог. Вместо этого он сел за кухонный стол и тупо уставился в пустоту перед собой.
Боцефус стал царапаться в дверь, и Кэл пустил пса в дом, положив еду ему на пол. Солнце садилось, тени удлинялись, а мать всё не выходила. Он сделал сэндвич, выпил молока, а затем, досмотрев по телевизору комедийный сериал, ушёл в свою комнату. Он чувствовал усталость, но был не в состоянии уснуть. Кэл включил маленький чёрно-белый телевизор, стоявший на тумбочке. Он не хотел быть один.