Тяжеловесный, приземистый драккар медленно плыл вдоль скалистого берега, поросшего чахлым редким кустарником.
Нос драккара украшала грубо вырезанная из дерева голова дракона. Впрочем, «украшала» – не совсем правильное слово. Голова дракона с оскаленной пастью и красными выпученными глазами скорее была призвана устрашать врагов, устрашать всех, кто увидит перед собой выходящий из тумана длинный корабль Хакона Секиры – морского конунга, известного всем прибрежным жителям своим неукротимым нравом, своей жестокостью.
Драккар Хакона медленно плыл вперед, разрезая форштевнем свинцовые воды. Борта его покрывали разноцветные щиты викингов, как чешуя покрывает тело дракона.
Сам Хакон стоял на носу корабля, позади драконьей головы, и нетерпеливо вглядывался в морскую даль. Впрочем, видимость была плохой: низко над морем стелилось серое покрывало тумана, похожее на лохмотья нищего бродяги.
Воины, которых Хакон повел за собой в этот далекий поход, отдыхали на низкой палубе драккара. Молодой скальд Эгиль Длинноволосый перебирал струны своей арфы и тихим голосом напевал старую песню о походах и сражениях. Кто-то слушал его, кто-то точил свой меч. Бывалые викинги, ясени битвы, как именовали их скальды на своем цветистом языке, прошли огонь, воду и медные трубы. Они верили своему конунгу и ждали от будущего славных битв и богатой добычи. Среди них наособицу держался хмурый германец по имени Рагнар: он тоже был опытным воином, на его счету было множество убитых врагов, но прежде ему не доводилось участвовать в дальних морских походах.
Он прошел через много земель, бывал и на далеком юге, и на таинственном востоке, побывал даже в великом городе Риме – точнее, на его развалинах, поросших густым кустарником и обжитых дикими зверями, и вот теперь в поисках новых приключений, новой славы и новой добычи присоединился к отряду викингов.
Впереди, на расстоянии полета стрелы от корабельного носа, берег плавно изгибался, образуя каменистый мыс. Там, за этим мысом, лежали неведомые земли, земли, где Хакону не приходилось прежде бывать. Хакон не боялся неизвестности, напротив, она будоражила его, заставляла кровь кипеть в предчувствии славных сражений и богатой добычи.
Кормчий Олаф повернул тяжелое кормовое весло, налегая на него грудью. Драккар качнулся, заскрипел, медленно разворачиваясь, и обошел мыс.
Покрывало тумана начало медленно подниматься, словно отдернутое могучей рукой восточного ветра. И там, за этой пеленой, Хакон увидел корабль.
Корабль этот не был похож на славные драккары викингов. На его высоком носу красовалась фигура воинственной женщины, похожей на деву-валькирию, пузатые бока поднимались высоко над водой, словно корабль подминал под себя море. Главное же – вместо квадратного серого паруса драккара над кораблем поднимались огромные белые паруса, раскинутые в стороны, словно крылья неведомой птицы.
На носу незнакомого корабля стоял воин огромного роста, облаченный в медвежью шкуру. Голова медведя была надета на его голову наподобие боевого шлема, и оттого казалось, что у незнакомца четыре глаза, с яростью взирающие на викингов. В руке у воина-медведя была огромная секира, какую, казалось, не смогли бы поднять два самых сильных викинга. Его косматая борода развевалась по ветру.
Хакон не испугался при виде этого великана: его сердце не знало страха, только жажду битвы, и чем страшнее соперник, тем больше славы эта битва принесет. Хакон выпятил грудь и крикнул хриплым могучим голосом, каким не раз перекрывал рев бури:
– Кто ты, облаченный в медвежью шкуру? Отчего ты стоишь на моем пути?
Огромный воин выкрикнул что-то в ответ, но Хакон ничего не понял: воин-медведь говорил на неведомом ему языке.
Тогда Хакон снял с борта драккара свой щит и повернул его к встречному кораблю внутренней, белой стороной: это означало предложение мира.
Однако воин-медведь не внял его предложению: он легко, как пушинку, поднял свою огромную секиру и закрутил над головой.
Это было нарушением древнего ритуала: в ответ на предложение мира незнакомый воин мог либо принять его, показав свой щит также белой стороной, либо отвергнуть, повернув внешней, красной, расписанной зверями и чудовищами. Впрочем, Хакон понял главное: огромный воин не собирается уходить с его пути, не собирается пропустить его в неведомые земли, а значит – слава Одину, – битвы не миновать.
– К бою, ясени битвы! – рявкнул Хакон, поднимая над головой свой верный меч. – К бою, и да будет с нами сила Одина!
Викинги повскакали со своих мест, хватая мечи и секиры, снимая с бортов драккара свои щиты, надевая тяжелые шлемы, украшенные бычьими рогами. Рагнар повесил щит на плечо, приготовил к бою свой верный меч по имени Быстрый Огонь, встал к борту драккара рядом с бывалыми викингами.
Парус драккара наполнился ветром, и корабль викингов устремился навстречу врагу. Пузатый корабль воина-медведя тоже прибавил ходу, и вскоре два корабля шли навстречу друг другу, как два могучих лося во время гона.
Казалось, еще мгновение – и корабли столкнутся форштевнями, драконья голова на носу драккара ударится в грудь девы-воительницы, но в последний миг кормчий Олаф повернул руль, и драккар заскользил вдоль борта вражеского корабля.