День первый. Экскрементальное искусство и подозрительный красный «Пежо»
— Ну, не знаю, — сказал шеф, совершив пальчиками сложное движение, призванное распушить волосики вокруг лысины и одновременно как бы поправить воображаемую корону. — Конечно, не мне вас, ребятки, учить…
— Ибо не царское это дельце, — ехидно шепнула мне на ухо Алка Трошкина.
— Но я позволю себе напомнить, что денек зарплатки приближается, а денежек в кассочке на всех не хватит, — закончил шеф.
Все посмотрели на бухгалтера Катю.
Бухгалтер Катя ни на кого смотреть не стала, лишь виновато потупилась.
Стало понятно, что шеф не врет.
В кабинете Бронича часто звучит горделивая фраза: «У нас нет проблемы с деньгами!» И это правда. Следите за мыслью: проблемы — с деньгами. То есть деньги и проблемы — они по определению вместе, как Ленин и партия. А если нет денег, то нет проблем с ними!
Логика пылеводонепроницаемая, как сейф. В нашем случае, к сожалению, пустой.
— Вот так всегда! — подвывающим голосом театрального трагика возвестил наш режиссер Вениамин. — Денег у нас нет, а дерьма — сколько хочешь!
— Всего-то пятьдесят две баночки, — живо возразил новый коммерческий директор Жора Горохов. — И ведь это не просто дерьмо, хочу напомнить, а выдающееся произведение зарубежного искусства!
Последовавший за этим заявлением хоровой стон Бронич совершенно правильно расценил как признак обструкции.
Трудовой коллектив объединился, препятствуя новациям коммерческого директора.
Горохов пришел к нам директорствовать из торгового центра, где зарекомендовал себя великолепным продажником, способным всучить покупателю, пришедшему за простым трехколесным велосипедом для сына, радиоуправляемую инвалидную коляску для деда.
Было яснее ясного, что такие выдающиеся успехи немыслимы без соответствующего уровня хитрости, наглости и беспринципности. В связи с этим первый же проект, предложенный Гороховым нашему рекламному агентству, умудренный большим жизненным опытом коллектив воспринял с нескрываемым подозрением.
И то сказать, идея была очень смелой. Жора предложил привезти и представить в нашей местной художественной галерее инсталляцию модного прибалтийского художника, уже изрядно нашумевшую и даже, честно сказать, навонявшую в просвещенных европах.
В готовом к представлению виде скандальное произведение представляло собой расставленные по кругу банки с испражнениями автора. На каждой емкости имелась красивая наклейка с подробным описанием рациона питания художника на стадии создания конкретно этого фрагмента общей картины.
Критики сочли идею концептуальной и шедевральной, интеллигентная публика валила на выставки густой толпой, и Жора Горохов, конечно, не мог упустить возможность зримо продемонстрировать новому работодателю, что он умеет заработать на любом дерьме. Буквально.
Бронич, надо отдать ему должное, еще не сказал свое веское «да». У него тоже был немалый жизненный опыт, а вдобавок к нему имелось чутье, которое подсказывало, что смелая идея пованивает. Хотя это понял бы каждый, осведомленный о содержимом баночек, в настоящее время полным ходом едущих к нам в особой фуре с запломбированными дверьми.
— Видали мы такие произведения! — фыркнул прямолинейный видеомонтажер Андрюха. — В сортире мы их мочили!
Острота была натужная, но таким же представлялся и творческий процесс, результатом которого стали полсотни высокохудожественных баночек.
Горохов поморщился.
— Если это не сделаем мы, сделают «Паруса»! — пригрозил он.
Бронич тяжело заворочался в кресле. Кресло высказалось в том смысле, что вот это никак не годится.
Рекламное агентство «Алые паруса» было прямым конкурентом нашего «МБС». При приеме на работу Горохову была поставлена стратегическая задача в обозримом будущем порвать «Паруса» в мелкие клочья, и шеф не мог не оценить приведенный Жорой аргумент.
— Машина уже едет, — напомнил коварный Горохов. — И если мы беремся за эту работу, то аванс будет на счету агентства как раз ко дню зарплаты.
А вот это был аргумент, который не могли не оценить сотрудники.
— Да ладно! — почесав трехдневную щетину, махнул рукой Андрюха. — В первый раз нам, что ли, лепить конфетку из этого самого?
— Кстати, знаете, я вот выяснил, что еще в 1961 году нечто подобное сделал итальянский художник Пьеро Мандзони, — сообщил Вениамин, которого за болтливость, непоследовательность и умение ловко вывернуться в коллективе запросто кликали Веником, Вентилем и даже Вентилятором. — Представьте: он собрал собственные фекалии в баночки, пронумеровал их, написал на каждой на трех языках «Стопроцентное натуральное дерьмо художника» и продал по цене золота той же массы!
— В самом деле? — одинаково заинтересованно спросили Бронич и Горохов.
— Представьте себе, да! В шестьдесят первом году баночки ушли по цене, которая в пересчете на современный курс евро составляет тридцать тысяч, а в две тысячи седьмом одну из них продали на аукционе «Сотбис» за сто двадцать четыре тысячи европейских денег!
