…обрывки…
…лишь потемневшие обрывки, крошащиеся в пальцах.
Побуревшие уголки страниц с полудюжиною — начертанных неверной рукой слов, контекст коих более неизвестен…
Все, что осталось от двух томов Анналов. Тысяча часов труда. Четыре года истории. Все это пропало навсегда.
Или — как?
Я не хочу возвращаться вспять. Не желаю вызывать к жизни тот ужас. Не хочу пробуждать ту боль. Боль та слишком сильна, чтобы вынести ее теперь. Все равно — нет способа снова пересилить тот ужас во всей его полноте. Сердце и разум, переправившись невредимыми на дальний берег, просто отказываются рисовать на карте безумие своего маршрута.
К тому ж и времени нет… Воина.
Дядюшке Дою что-то требуется. И хорошо — самое время остановиться. Чернила от слез расплываются.
Хочет напоить меня каким-то странным зельем нюень бао.
Обрывки…
…повсюду вокруг — обрывки моей работы, жизни моей, и любви, и боли, разметанные суровым временем…
Тьма. И лишь черепки времени во тьме…
Добро пожаловать в город мертвых! Не смущайся, что эти типы пялятся. Нечасто призракам доводится видеть чужих, да еще и дружественно настроенных. Да, это тебе верно кажется. Они действительно голодны. Когда сидишь в осаде, такое случается.
Ты уж постарайся не очень смахивать на жареного барашка.
Думаешь, шучу? Держись подальше от наров.
Добро пожаловать в Деджагор, как таглиосцы зовут эту дыру. Вон те тщедушные и смугловатые, у которых Черный Отряд отобрал этот город, называют его Штормгардом. Для коренных жителей он всегда был Джайкуром — даже в те времена, когда это считалось за преступление. А как его зовут нюень бао — никто, кроме них, не знает. Да и какая разница? Все равно они неразговорчивы и в расчет не принимаются.
Вон один из них. Вон тот — жилистый, скуластый. Здесь все более-менее смуглы, но не они. Они — мертвенно-сероватые. Глаза их — словно отполированный уголь, что никогда не знал огня. Словом, нюень бао ни с кем не спутаешь.
Шум?
Похоже, Могаба, нар, со своим первым легионом снова режут людей Страны Теней. Они почти каждую ночь пробираются сюда.
Наверное, нашли таких, что прятались с того дня, как Отряд взял город.
А как насчет запаха? Пока эти, из Страны Теней, не начали хоронить покойных, было еще хуже.
Длинные насыпи лучами расходятся от города — в них трупы, сложенные как бы в поленницу. Порой их не глубоко закапывают, и тогда от души надеешься, что ветер повернет в их сторону.
Они, сам видишь, оптимисты — вон сколько траншей впрок накопали.
Хуже всего — это слоны. Пока такая громада сгниет… Пробовали жечь, но толку с этого… Только канюков дразнить. Так что они, когда могут, тоже отволакивают туши в эти насыпи.
Который? Вон тот уродец в безобразной шляпе? Это Одноглазый. Тебя на его счет наверняка предупреждали.
Почему «Одноглазый»? Повязку на глазу видишь? Яснее некуда.
Другой коротышка — это Гоблин. Насчет него тебя тоже наверняка предупреждали. Нет? Ну так держись от них подальше. Особенно если они спорят. А уж если при этом и пьют… Конечно, они в своей волшбе звезд с неба не хватают, но уж на тебя-то их сноровки хватит за глаза.
Как бы они ни были жалки, это из-за них главным образом тенеземцы сюда не слишком-то суются, а грабят окрестные деревни, оставив помойные роскошества этого города таглиосским войскам да Черному Отряду.
Нет, вот теперь гляди в оба. Гоблин — тот, что светлее. И похож на жабу. А Одноглазый — который в шляпе и с повязкой через лоб.
Те ребята в мундирах, что в незапамятные времена были белыми, — таглиосские солдаты. Теперь каждый из них ежедневно задается вопросом: чего ради ему, дурню треклятому, взбрело в голову записываться в эти легионы?
А те, с унылыми лицами, в разноцветных простынях, местные, — джайкури.
Вот что забавно: когда Отряд с легионами, налетев с севера, малость удивил Грозотень, они приветствовали пришельцев. Освободителями величали. Улицы усыпали лепестками роз и любимыми дочерьми.
А теперь они не режут своих освободителей из-за угла только потому, что альтернатива — еще хуже. Сейчас они хотя бы живы настолько, чтоб чувствовать, что в брюхе пусто, а разум — жестоко обманулся.
Тенекрут отнюдь не славится мягкостью в обращении и любовью к детям…
Детишки вокруг? Те пострелята, что почти счастливы и упитанны? Нюень бао. Все — нюень бао.