Субастик расплылся в широкой улыбке и оглядел собравшихся.
Собравшихся была целая толпа. И все как один — субастики.
Их было так много, что некоторым пришлось даже залезть на дерево, чтобы лучше видеть и не пропустить самого интересного.
На огромной тыкве с синими крапушками на пухлых боках восседал Дед Субастик. Звали его так потому, что ему уже перевалило за двести лет и он считался старейшим субастиком на свете. Почтенный возраст выдавали две глубокие морщины на пятачке. Такие у субастиков появляются только лет под сто — сто пятьдесят, не раньше.
Дед Субастик задумчиво пошевелил пятачком и строго посмотрел на Субастика.
— Тебе известно, почему мы тут собрались? — спросил Дед Субастик, выдержав многозначительную паузу.
— Полюбоваться на меня, ведь я же как-никак звезда! У Пепперминтов долго жил и тем одним уже вниманье заслужил! — невозмутимо ответил Субастик, продолжая улыбаться.
Гул возмущения прошел по рядам.
— Многие из нас побывали у людей, ничего в этом особенного нет, — попытался осадить задаваку Дед Субастик.
Все радостно закивали головами.
Субастик задумался.
— A-а, понял! — проговорил он через секунду. — Вы пришли поглядеть на мой костюмчик![1] Такого уж точно ни у кого из вас нет!
Субастика прямо распирало от гордости. Воодушевленный, он громко запел:
Добыл себе костюмчик хоть куда
И ласты синие к нему в придачу!
В нем не страшны ни холод, ни вода —
Хоть в цирк иди в нем, хоть езжай на дачу!
Нигде не жмет, не трет, не давит,
С чудесной молнией…
Допеть Субастику не удалось.
— Довольно! — перебил его Дед Субастик. — Сейчас же замолчи!
— Субастик замолчит и кончится беседа, раз лопнуло терпение у Деда, — тут же выпалил Субастик.
Послышалось сдавленное хихиканье.
— Рифмовать ты еще не разучился, — сухо сказал Дед Субастик. — Это хорошо. Только достаточно ли этого?
Кто-то из субастиков опять согласно закивал — дескать, конечно, сочинять стихи дело важное, — кто-то, наоборот, явно был не согласен.
— Рифмовать умеет каждый, а субастик ты неважный! — раздался чей-то голос из третьего ряда.
Субастик озадачился.
— Чего вы от меня хотите? Чего вам от меня надо-то? — спросил он в растерянности.
— Тебе среди нас не место. Понимаешь? Ты совсем отбился от нас, — сказал Дед Субастик.
Большинство субастиков отнеслись к этому заявлению с одобрением.
— Как это отбился? Почему это не место? С чего это? — От волнения Субастик даже перестал говорить стихами.
— Ты пошел в человеческую породу, а не в субастиковую. Совсем стал какой-то несубастиковый, — объяснил Дед Субастик.
Субастик оглядел себя, но ничего особенного не обнаружил.
— И что же во мне такого не такого? — решил он уточнить на всякий случай.
— Во-первых, ты слишком большой. По росту ты такой же, как обычный человеческий ребенок. Во-вторых, у тебя куда-то подевался хоботок с пятачком. Совсем скукожился. Поглядеть — так просто нос и нос. И ко всему прочему у тебя не осталось ни одной веснушки.
— Так у меня этот противный Дауме все веснушки отобрал![2] — попытался оправдаться Субастик.
— Веснушки, в конце концов, дело десятое, — отмахнулся Дед Субастик.
— Как это десятое?! Совсем не десятое! — раздались возмущенные голоса. — Без веснушек — никуда! Ни одного желания не исполнить!
— Конечно, без веснушек никуда, — согласился Дед Субастик, стараясь успокоить собравшихся. — Я хотел сказать, что веснушки — они нужны нам, когда мы отправляемся к людям, а когда возвращаемся домой, они нам уже ни к чему.
Такое объяснение показалось всем достаточно убедительным, и волнение улеглось.
— Мы считаем, — продолжил свою речь Дед Субастик, — что ты слишком долго жил у людей. И это не прошло для тебя даром. Ты стал почти такой же, как они. Вот почему мы решили, что тебе лучше вернуться к ним.
— А к кому вернуться-то? — спросил Субастик. — К папе Пепперминту или к Мартину Пепперминту? Или ты хочешь, чтобы я отправился к мерзкому Дауме?
— Нет, вы слыхали?! — раздался чей-то возмущенный голос. — Вы только послушайте, что он говорит!
— У всех нормальных субастиков один человек, а у этого целых три! — подхватил кто-то, сидевший с краю.
— Это уж ты сам выбери, к кому тебе возвращаться, — ответил Дед Субастик, оставив выкрики без внимания.
— Раз такая ерунда, пойду к Мартину тогда, — заявил Субастик. — С вами каши тут не сваришь и сосисок не нажаришь. От души не пошалишь, сразу скажут, что дуришь. Не по мне такая песня… — Субастик сделал паузу.
Все напряженно смотрели на него. Интересно, какую рифму он найдет на «песню»?
— …Провались вы все на месте! — дерзко выпалил Субастик, после чего показал всем язык, развернулся к почтенному обществу спиной и… громко пукнул.
В ответ раздался дружный хохот, а кто-то даже захлопал в ладоши.
Дед Субастик тоже не смог удержаться от смеха.
— Вот это по-нашенски, это по-субастиковски! — проговорил он, довольный. — Может быть, все-таки разрешить тебе…
Но Субастик так и не услышал, что хотел сказать ему Дед Субастик.
Он неожиданно исчез.
Стояла глубокая ночь. Мартин Пепперминт крепко спал. Сквозь сон ему почудилось, будто кто-то поет:
Спи, мой Мартин, сладко-сладко,
Я ж задам тебе загадку: