Повешенный еще дергался, когда солдаты проходили мимо. Его голова свесилась набок, язык распух и вывалился сквозь синие, как небо в сумерках, губы. Один глаз выкатился наружу, покраснев от лопнувших капилляров. Другой был закрыт - доказательство тому, что жизнь покинула тело.
Солдаты были грязны, а их лица угрюмы. Их сапоги износились, а плащи выцвели под безжалостным солнцем за полное переходов лето. На казненного они не обращали внимания. Родственник одной из девушек, которых они изнасиловали в безвестной и никому не нужной деревеньке, пришел к ним в ночи, вооруженный стилетом и с полным мести сердцем. Его обнаружили караульные, и на свою беду ему пришлось станцевать джигу, обильно орошенную мочой.
Колонна была короткой - всего тридцать восемь мушкетеров и девятнадцать пикинеров, болтающих друг с другом, пока они устало тащились пешком, а на четырех крупных меринах ехали те, что выше званием. Лошади тихо ржали, огибая слегка раскачивающегося висельника. Шаткая повозка с порохом, пулями для мушкетов и свернутыми кольцами фитилями скрипела и трещала, пока тощий мул тянул ее по колее. Везде лежал слой пыли, и целая туча, поднятая сапогами, стелилась вокруг небольшого отряда.
После часового перехода рота остановилась на маленькой поляне. Трое мужчин на хороших лошадях отъехали в сторону от остальных. Они спешились и пошли на восток, пробираясь мимо сосен по зарослям папоротника-орляка, пока не вышли на поросший травой берег широкой реки, что текла быстро, извиваясь глубокой бурлящей лентой, покрытая туманом, разрезая лес надвое. Они взобрались на полусгнивший ствол упавшего дерева, чтобы посмотреть на реку.
- Мощили, - сказал старший из трио. Он был также и самым низким и полным, и единственным в гражданской одежде. Щеки, поросшие седой щетиной, энергично дернулись, и спутники уставились на него.
Стоящий в центре человек издал утробный звук и растрескавшимися губами отхаркнул в воду мокроту.
- Мок-шилли.
Пожилой несколько раз кивнул, его второй подбородок задрожал.
- Именно так, капитан, - пробормотал он по-английски с сильным акцентом.
Капитан Фердинанд Лавлес снова сплюнул.
- Ну и дыра.
Он был ненамного выше старшего товарища, но с широкими плечами и с многочисленными заплатами на одежде в тех местах, где оставило свои отметины смертоносное оружие, а лицо обезображивали старые шрамы. Рассматривая реку, он упер свои огромные ручищи в бока.
- Уверены, что это правильное место, герр Бушвальд?
Тот, что в штатском, кивнул головой.
- Я знаю эту местность как свои пять пальцев, капитан.
- Я с трудом верю словам законников, - брякнул Лавлес.
- Возможно, английские законники не так дотошны как мы, немцы? - парировал Бушвальд. Он повернулся к реке. - Это река Одер. Позади моя родина, а там, - он указал скрюченным пальцем вперед, где сверкающее течение переходило в пенящийся водоворот в том месте, где, по-видимому, течение натыкалось на невидимую преграду, - брод Мощили, - он сверкнул беззубой улыбкой. - Как и было обещано.
- Это разрушенный мост, - добавил третий мужчина, ступив на шаткое бревно. Он был моложе остальных, с узким, лишенным растительности лицом подростка, но уверенными движениями. Он обладал худощавой фигурой, серыми, как волчья шерсть, и блестящими, как пара серебряных слитков, глазами и волосами цвета вороного крыла.
- Отлично лейтенант, - бросил на него взгляд Лавлес, - мы еще сделаем из тебя солдата. Не удивлюсь, если мост построен еще в старину. Взорван или снесен, много лун тому назад.
Стоял сентябрь, и в портовых городах балтийского побережья холодало быстро, но здесь, в тридцати милях вглубь страны, дикая местность еще хранила тепло, и Лавлес, сняв шляпу, принялся обмахивать ее широкими полями лицо.
- Но не в этом дело. А вот в чем, - он указал на пенистую полоску, делившую Одер пополам. - Похоже, что обвалившееся кирпичное сооружение упало в реку двумя ровными рядами, порядочно ее запрудив.
