Любовь Якушева (1947–1984) не дожила до первой своей книги нескольких месяцев. Названная автором “Легкий огонь”, она вышла в издательстве “Советский писатель”. Посмертно опубликованы два сборника избранных стихотворений и книга переводов.
Стихи пережили поэта, что не часто бывает в наше не слишком отзывчивое время.
Абсолютно доброжелательная, но очень требовательная, Люба часто говорила о тех или иных стихах своих современников: “Это не будет жить долго, у него неглубокие корни”.
Видимо, она, сама человек культуры, считала важным бытование, подхват опубликованного стихотворения в творчестве других. У этого есть много разных ипостасей: отклик, посвящение, цитация, филологические разборы, перевод на другие языки, музыка, созданная на слова или под впечатлением, художественная иллюстрация, включение в тематическую антологию.
Все это присутствует в посмертной судьбе Любы Якушевой.
Совсем на днях издательство “Православный паломник” выпустило книгу “Ива — сестра наша. Поэтическое приношение дереву” с превосходными графическими иллюстрациями Владимира Тихомирова. Туда вошло стихотворение Любы Якушевой из цикла “Тарханкут” (Тарханкут — это полуостров на полуострове, западная оконечность Крыма).
Степь! Тоску мою развей!
Пусть заря течет по коже.
Веет, веет суховей —
Может, ветер мне поможет
душу легкую мою
разметать степною пылью
по песку, по ковылю
да по ласточкиным крыльям,
чтоб не думать, не страдать,
словно ива у колодца,
а летать, летать, летать —
хоть до неба, хоть до солнца!
Может на первый неглубокий взгляд показаться, что стихи не об иве, что она здесь упомянута вскользь. Однако ведь автор приписывает иве то, что в пушкинской характеристике соответствует высшему проявлению человеческого достоинства: “ я жить хочу, чтоб мыслить и страдать”.
Жажда полета — чудный мимолетный порыв, а мыслить и страдать — пожизненный благородный удел.
Раннее стихотворение Якушевой объяснило название антологии “Ива — сестра наша”.
Мыслить и страдать — формула человечности. Ива — человечна.
Можно еще много привести примеров подобного отклика на стихи Любови Якушевой. И объясняется это, на мой взгляд, в частности, и тем, что они в лучшем смысле слова хрестоматийны. Я бы назвала хрестоматийными серьезные, недетские стихи, которые можно и нужно читать детям. И вот таких стихов много есть в книгах Якушевой.
Никогда нет у нее ни инфантильной манерности, ни другого недуга, поразившего многих даже даровитых стихотворцев — развязности (Достоевский заметил в “Дневниках писателя”: “Посредственность развязна”), поэтому ее стихи, включая в свой текст земные категории, имеют счастливое свойство “летать у небесных потолков”, как сказала сама поэтесса.
При жизни ее знали как поэта немногие. Да и кто из поколения нынешних пятидесятилетних был знаменит? Cамые даровитые, дабы не оторваться от печатного станка, шли в переводчики. Впрочем, о Любе Якушевой нельзя сказать, что она пошла в перевод, для нее это было любимое дело наряду с писанием оригинальных стихов. Весьма редко переводила она по заказу, хотя предложения были: хороший поэт, знающий все европейские языки, включая древние, всегда находка. Но она переводила лишь тех поэтов, которыми была в соответствующие периоды жизни увлечена. По образованию филолог-классик и специалист по искусству классической древности (едва ли не единственная студентка, отстоявшая свое право учиться одновременно на двух факультетах МГУ — филфаке и истфаке), начинала она с переводов Сафо и Катулла. Потом открыла для себя греческую поэзию ХХ века — Кавафиса, Сефериса, Элитиса.
Ее переводы сочетают в себе экспрессию и точность. Выдающиеся мастера перевода неизменно отмечали ее. Так, на полях переведенного Любой стихотворения Эйхендорфа “Беснуется ветер осенний…” осталась заметка Аркадия Акимовича Штейнберга: “Очаровательный перевод! Это подлинный Эйхендорф и это прелестные, чистые стихи русские. Весь бы Эйхендорф был так передан!”
А.Шарапова