Стихи

Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 3
ISBN: -
Год издания: Не установлен
Формат: Полный

Стихи читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

* * *
Тургеневский кружился листопад,
глубокий пруд без меры осыпая.
Сюда пришла я просто наугад,
доверчиво,
за солнцем,
как слепая.
И был каким-то вяжущим покой,
и мысли без конца и без начала.
Над этой неподвижною водой
я очень долго, помнится, стояла,
в руках кленовый листик теребя,
как барышня из N-ского уезда…
…Вдруг заглянула,
может быть, в себя,
а может быть, в чернеющую бездну
и отшатнулась.
Только горький крик
застрял в груди
и небо потемнело.
О том, что мне открылось в этот миг,
я никому поведать не посмела.
…Блестит на окнах тонкая слюда —
мороза филигранная работа.
Но вновь и вновь мне хочется туда,
где черный пруд и листьев позолота.
* * *
Скромный дворик живет, как и прежде:
лай собачий и шум тополей…
Но знакомых встречаю все реже
и уже не считаюсь «своей».
Только помнят скамейка кривая
и зеленый соседский балкон,
как смеялась я, в куклы играя,
или злилась на что-то тайком.
И, быть может, порой обижала
ту, которой надежнее нет.
А она как ни в чем не бывало
из окошка звала на обед.
Принимая из теплых ладоней
необъятную миску борща,
я тогда, в этом стареньком доме
научилась любить и прощать.
* * *
Сколько раз в темноте разбивалась о камни,
завершался полет острой болью в крыле…
И бессильно за воздух цепляясь руками,
я пыталась суметь
устоять на земле.
Только боль утихала во мне понемногу,
и звала в высоту непонятная страсть…
И, конечно, внизу оставалась дорога,
на которую снова придется упасть.
Я боюсь,
что однажды не выдержат крылья,
безнадежно вдали замигает звезда,
и, упав,
захлебнусь я дорожною пылью…
Страшно мне…
а на небо смотрю иногда.
И когда замечаю летящую стаю,
тихо зависть в душе шевельнется опять,
но в промерзшую землю все глубже врастаю,
потому что хочу
научиться стоять.
* * *
В лицо швыряла вьюга хлопья снега.
На сотню километров — ни души.
Он об одном просил сейчас у неба:
чтоб память, будто свечку, затушить,
чтобы стряхнуть все мысли так же просто,
как снег с пальто —
движением одним —
о детях,
что свои свивают гнезда,
о друге
и о той, что рядом с ним.
Свершилось.
Только белая дорога,
и ветер,
и бесчинства февраля…
Унять озноб. Освоиться немного —
и можно этот путь начать с нуля.
Он был один.
Душе обындевелой
любая боль, пожалуй, не страшна.
Хотелось бы сказать, что вьюга пела…
Да вот не пела — плакала она.
* * *
Маршрут известен, кони ожидают,
немало верст осталось позади.
Дистанция как будто небольшая,
и никаких препятствий на пути…
Когда по мостовой стучат подковы,
и не забыто, вроде, ничего,
и весь багаж надежно упакован —
не застрахован ты от одного:
твоя судьба, которой вдруг наскучит
к нелепой цели мчать во весь опор,
хозяина свезет, как пьяный кучер,
на неизвестный постоялый двор.
Пусть ты — в повозке — более вменяем,
твердишь (и, безусловно, в этом прав):
«Коней на переправе не меняют!»
Меняют путь и место переправ.
* * *
Умывая природу
до первого снега,
осень тратила воду,
закончить спеша.
И последние силы
собрав для побега,
под спасительный ливень
рванулась душа.
Ей хотелось, наверно,
стать лучше и чище,
и отмыться от скверны,
и вновь полететь…
Чтоб хоть искра надежды —
на всем пепелище,
чтобы золото реже
менялось на медь.
И застыла на ветке
слеза очищенья.
Новый день незаметно
дорожки протер.
Осень рваные листья
с немым отвращеньем,
как подметные письма,
швырнула в костер.
* * *
Взгляд затравленной старой волчицы
и лица изможденный овал.
Ходит истина, в двери стучится
тех, кто раньше по ней тосковал.
А поэты давно не пророки,
в муках творчества биться устав,
друг у друга «заимствуют» строки,
что с похмелья глаголют уста.
Долго не было.
«Верно в обиде!» —
старики сокрушались по ней.
Только вновь ее кто-то увидел
на крыльце у закрытых дверей.
Но в глазах у нее не тревога,
а смиренья и грусти печать.
Отдохнет на ступеньках немного
и уходит
забвенья искать.
* * *

А тут все гораздо сложнее.

Тут уже не любовь, а судьба…

С. Довлатов

Хочу все наши дни, как четки, перебрать,
чтобы найти ответ на то, что душу гложет.
Как за последний шанс, хватаюсь за тетрадь,
хоть знаю:
все равно бумага не поможет.
Уже и не пойму —
ну что поделать тут? —
(неловкая строфа застыла на пороге)
его или свои —
да после разберут! —
я на измятый лист записываю строки.
А за окном дожди —
примета ноября —
и, кажется, тепла сама природа просит.
Но солнца больше нет.
Лишь свет от фонаря
на мокрые зонты рассеивает осень.
И горько я прошу:
«Признайся мне, душа, —
мы по душам давно не говорим с тобою —
зачем,
в какой ночи
ты тихо перешла
ту грань,
когда любовь становится судьбою?..»
* * *
Поэт,
мечтою окрылен,
пытался, исписав страницу,
в погоню —
коль не за рублем —
за легкой славою
пуститься…
Мне, как и многим в свой черед,
сдержаться не хватило силы.
И знала, что запретный плод —
нельзя —
а все-таки вкусила.
…Когда разверзлись небеса,
раскаиваться было поздно:
крест на закорках, пыль в глазах
и путь…
Куда?
Конечно, к звездам.
Роптать?
Да на кого роптать?
Просить, как Он на Елеонской?
Но начинаю привыкать…
А вечер ливнем прополоскан.
Луна затеплилась едва.
И не уйти от наказанья.
И мягко падают слова,
как листья с Дерева Познанья…
* * *
Свеча погасла на ветру…
И мы, другой судьбы не зная,
за годом год, за кругом круг
по жизни как во сне блуждаем.
Бредем по горькому пути,
не просветленные доныне.
И наше робкое «Прости…»

Рекомендуем почитать
Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты. Рамана Махарши: через три смерти (сборник)

Имя Свами Вивекананды (1863–1902) известно почти всем, однако в представлении большинства он остается неким социальным деятелем, активно проводившим политику, которая оказалась успешной. В действительности Свами Вивекананда был санньясином (монахом), достигшим переживания самадхи (самореализации) с помощью учителя, после ухода которого долгие годы провел в скитаниях по родной стране. Суть его послания к человечеству – послания, переданного всей его недолгой жизнью, – не социальное равенство и даже не религиозное единство, а Богореализация во всеобщем масштабе.Внешняя биография Рамана Махарши (1879–1950) бедна событиями, ее можно было бы изложить на нескольких страницах.


Беспощадная истина

Невероятно искренняя, брутальная и драматичная автобиография Майка Тайсона. Он стал легендой мирового бокса, но его жизнь вне ринга была не менее яростной и бесшабашной, чем его бои.В Майке Тайсоне уживаются несколько личностей – безжалостный боец и ироничный философ, осужденный преступник и бродвейский шоумен, ранимый подросток и неуемный бабник… Парнишка из гетто, ставший самым молодым абсолютным чемпионом мира в тяжелой весовой категории, принявший это как должное – и так и не научившийся с этим жить.


Отважные

Весной 1943 года, во время наступления наших войск под Белгородом, дивизия, в которой находился Александр Воинов, встретила группу партизан. Партизаны успешно действовали в тылу врага, а теперь вышли на соединение с войсками Советской Армии. Среди них было несколько ребят — мальчиков и девочек — лет двенадцати-тринадцати. В те суровые годы немало подростков прибивалось к партизанским отрядам. Когда возникала возможность их отправляли на Большую землю. Однако сделать это удавалось не всегда, и ребятам приходилось делить трудности партизанской жизни наравне со взрослыми.


Гибель синего орла

Грозные годы Великой Отечественной войны. Вся страна работает для фронта. И на берегах Ледовитого океана, в далеких оленеводческих колхозах и совхозах советские люди тоже напрягают все силы, чтобы приблизить час разгрома фашистских захватчиков. На оленьи стада обрушивается эпидемия «копытки». Под угрозой оказывается снабжение продовольствием целого края. Молодые специалисты — комсомольцы и члены партии — принимают решение перегнать стада на новые пастбища, которыми еще никто никогда не пользовался, на юг, в долины Омолонского хребта.