Стихи. Книга пятая

Стихи. Книга пятая

Ильинский Олег Павлович (1932–2003) — русский поэт, прозаик, литературовед «второй волны» эмиграции. Автор 7 сборников стихов. Публиковался в «Грани» журналах «Мосты», «Новый журнал», его стихотворения вошли в антологии эмигрантской поэзии «На Западе», «Содружество», «Муза Диаспоры». Данная электронная публикация содержит в полном объеме пятый сборник стихов (Нью-Йорк, 1981).

Поэзия О. Ильинского носит, по словам критиков, «… в основном описательный характер. В центре стихотворения, как правило, картина замкнутая и не заключающая в себе сюжетного развития. Часто Ильинский черпает свои образы из изобразительного искусства (архитектура, живопись), есть у него и зарисовки пронизанной светом природы. В его поэзии предметы быта так же одухотворены, как улицы и площади городов. Искусство и природа для него — знаки вечности, метафизическая реальность отражается в самых привычных предметах, явлениях и ситуациях…».

Раздел «Стихотворения разных лет» составлен из публикаций поэта в периодике русского зарубежья и в постсоветских антологиях эмигрантской поэзии.

Жанр: Поэзия
Серии: -
Всего страниц: 20
ISBN: -
Год издания: 1981
Формат: Полный

Стихи. Книга пятая читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

ОЛЕГ ИЛЬИНСКИЙ. СТИХИ. КНИГА ПЯТАЯ (Нью-Йорк, 1981)

День

Присматривайся к профилю берёзы,
Когда она глядит в лицо грозы,
В рябой гранит вглядись у корневища,
Под хвоей изойди янтарной бронзой,
Лесному полдню и ручью последуй
По каменистому его руслу.
Скульптурный полдень летних облаков
По хвойному плывёт конгломерату
Певучих гор, по синему излому
Лесной горы, как дух скользит, свиваясь
Сквозная дымка — облако лесное
На частый гребень камня и сосны.
Лесной Олимп — престол лесного бога,
Летучих серн тенистая обитель,
Гранитный зуб, храни свою прохладу,
Рябых дождей серебряное войско
В долину брось и радугой гранёной
Замкнув утёс, дроби их тёплый перл.
Твой влажный плащ — как летняя гроза,
Смолистой бровью поведи, Юпитер,
На горный склон в лиловых ядрах грома,
Омой листву и обнови ручьи.
В янтарных речках горная форель
Свой корм дневной берет из рук Наяды,
И туча с золотистыми краями
Сияет, озираясь о стекло
Лесной воды, и бродит Артемида
И нимф пасет по рощам и опушкам,
И ясные лесные божества
Внизу стволов теснятся на закате.
Шумя водой, проходит летний день.
Скалистый дом на хвойной высоте
Лесной Олимп покинула Афина,
Ее полет прозрачнее пространства,
И стайка снов клубится на ладони.
1978

Городской пейзаж с грозой

Светофор и карниз рококо —
Два лица — непохожие братья,
И прозрачное время в квадрате
Между ними струится легко.
Две эпохи в игре световой,
Два потока, две маски в испуге —
Этот город, тугой, как скульптура
Дик жасмином и влажен листвой.
Шум деревьев и шум площадей,
И страница газеты и шорох
Парусины и сотня людей,
Задержавшихся у светофора.
Город стёкла заляпал дождём,
Побежал мимо окон, прищурясь,
Чиркнул тучи алмазным ножом
И румянцем прошёл по скульптуре.
Рококо потонуло в грозе,
В шорох веток, смеясь, погрузилось,
И цвела у киоска газет,
Расплываясь, медуза бензина.
Разноцветные пяля глаза,
Плыл фонарь, словно лодочка, хрупок
Рококо, светофор и гроза —
Трёх стихий круговая порука.
1974

Летние строфы

И любые палитры превысив,
Синей дымки хлебнувши вдали,
Чтоб холстов не искал живописец,
Все холсты нам под окна пришли.
Там душистый горошек Шекспира,
Там индейский, гортанный пароль,
Древний ствол баснословного мира,
Оссиан под дубовой корой.
Стережёт голубая свобода
На уступе — коронку цветка,
И бочонок домашнего мёда
Продаётся под дубом с лотка.
На краю зарастающих просек,
Низвергаясь, как синий дракон,
Бронебойная молния косит
Половину ствола под уклон.
Так кончается август и отпуск
Превращается в область легенд,
Поселяется вечная лёгкость
В лабиринте его стратегем.
1976

Планирую с откоса

Подо мной — каменистый карниз,
Надо мной — разноцветный угольник,
Я на кожаных лямках повис,
Рассекая пространство тугое.
Что такое упорство? Полёт,
Детский бред, обернувшийся страстью?
Нарастает, шумит и поет
Голубая резина пространства.
Я стихиям представлен на суд,
Я с пространством сейчас в поединке,
Поднимают меня и несут
Голубые столбы-невидимки.
Там, в долине — деревня. Рябой
Лоб утёса изломом показан.
Что такое вниманье? Бинокль,
Мне навстречу сверкнувший алмазом.
Я над речкой прошёл. Миновал
Нотный стан проводов телефона,
В стороне от меня перевал
На лесистый карабкался конус.
Инстинктивное чувство руля,
Острый парус с подвешенной ношей.
Отступила стихия. Земля
Напряжённые лижет подошвы.
Не опасно. Хоть ельник и дик,
Благосклонны лесистые кручи.
Я спущусь и под острый кадык
Лимонад заливаю шипучий.
1974

Балет

Стихия-школьница, цветных мелков сестра,
Богиня парадокса и сюрприза,
Рождённая из росчерка пера
Снов рукодельница и пленница эскиза.
Лукавая, как профиль на полях,
На грани мысли и на грани танца,
В орбите света. Твой поющий взгляд
Навеки должен в памяти остаться.
Он станет опытом, покуда — безымянным,
Он станет музыкой — покуда — между строк,
Тебя ведь, как стихи, припоминают,
У этой памяти — огромный срок.
Живая щедрость шуток и затей —
От глаз её никто не застрахован,
Когда из них бушует светотень,
Прикрытая штриховкой тёмной хвои.
Посередине светлого кольца,
Творя непостоянные объёмы,
Ты в них не раскрывалась до конца,
Зато во сне проста была, как дома.
1975

Идиллия

Лукавой нимфою иль деревенской дурой,
Природой утренней, прелестною натурой,
Свежо-тенистою тропинкою лесной,
Росой под листьями, перетерпевшей зной.
Ручьем сверкающим на каменном пороге,
Двумя берёзами у полевой дороги
Пусть будет лето нам. И пусть его пейзаж
Янтарным пламенем украсит вечер наш.
Вот утро первое (с рассветом мы встаём)
Как бы пронизано зелёным хрусталём,
Как бы озвучено чириканьем и свистом
И как бы влагою омыто серебристой.
Те дни — как персики — пушисты и румяны:
Откосы горные, лесистые поляны
Ласкают зренье нам, прохладу нам дают,
Под каждым деревом готовят нам уют.
И нет наивностей пленительней и краше,
Чем эти наши дни и разговоры наши.
И плеск воды в камнях, и тёмный мох на них,
Когда купаемся в лесной купальне нимф.
И тычется в кусты испуганная телка,
И старый дуб стоит на выгибе просёлка,
Покуда светотень, клубясь, меняет лица,
Античной свежестью листва его струится.
1977

Утро в июне

Летним утром в кружке подсвечника холодеет свечной огарок,
А июнь — травянисто ярок.
Ветки сами себя рисуют, акварелью слегка подцвечивая,
И выходят домам навстречу.
Это мир, это — быт, устойчиво угнездившийся возле парка,
Продолжить чтение
Рекомендуем почитать
В прицеле неведомого

Сталкеры поневоле. Хранитель Зоны Некоторые верят, что у Зоны есть Хранитель. Тем, кто живет по чести и совести, он помогает: защищает в битвах, замыливает взгляд врага, указывает кратчайший путь к цели, выводит к редким артефактам. Одни утверждают, что живет он в хижине в Танцующем лесу, другие - что в месте, которое все время меняется, третьи - что он повсюду и нигде, его, как любого духа, можно призвать, если знать имя. Большинство вообще не верит в сказки. Но любой сталкер считает за честь обогреть безоружного путника, который просится к костру... Вдруг это и есть Хранитель? Легенды Зоны.

Грозный. Буденновск. Цхинвал. Донбасс

Александр Сладков – самый опытный и известный российский военный корреспондент. У него своя еженедельная программа на ТВ, из горячих точек не вылезает. На улице или в метро узнают его редко, несмотря на весьма характерную внешность – ведь в кадре он почти всегда в каске и бронежилете, а форма обезличивает. Но вот по интонации Сладкова узнать легко – он ведет репортаж профессионально (и как офицер, и как журналист), без пафоса, истерики и надрыва честно описывает и комментирует то, что видит. Видел военкор Сладков, к сожалению, много.

Гарсон, кружку пива!..

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Веревочка

`Я вошел в литературу, как метеор`, – шутливо говорил Мопассан. Действительно, он стал знаменитостью на другой день после опубликования `Пышки` – подлинного шедевра малого литературного жанра. Тема любви – во всем ее многообразии – стала основной в творчестве Мопассана. .