Моя вера в абсолютную непобедимость Красной Армии и в непревзойденное благородство и профессионализм её воинов рухнули именно в тот момент, когда меня самого призвали служить срочную службу.
Это был памятный день 19 мая. В городе нас, десять призывников, посадили в поезд, родные помахали руками на прощание, и поезд пошел. Мой одноклассник Андрюха Муковоз ехал на КСП (краевой сборный пункт) с большим синяком под глазом — бандитом он был еще тем, и с первого класса не пропускал ни одной потасовки. Под самый призыв он намахнул лишнего, и видать что-то с кем-то не поделил, за что и поплатился впечатляющим «фофаном». Кроме меня, Андрея и остальных призывников, был еще долговязый прапор из военкомата, который всю дорогу бестолково суетился, вопил по чем зря, и просил особо отъявленных сильно не нажираться. Водки было много и особо отъявленные, понимая, что на краевом сборном пункте водку все равно отнимут, пили как не в себя. Я тогда еще придерживался здорового образа жизни, и выпил не больше поллитра, а вот Андрюха Муковоз был особо отъявленным и утром, во Владивостоке, ему трудно было передвигаться из-за сильной головной боли и остаточного опьянения. Это меня забавляло, и я его постоянно подначивал.
Краевой сборный пункт представлял собой П-образное здание дореволюционной постройки, в котором заседала ВВК (военно-врачебная комиссия), а так же находилось временное жилье для тех, кого не успели развести по воинским частям в течение рабочего времени ВВК. Когда мы приехали, во дворе стояло несколько человек из числа тех, кто провел здесь ночь. У всех были красные глаза. Выяснилось вот что: как это водится, народ, прощаясь с гражданской жизнью, отмечал уход в армию (кто-то на флот) с размахом. Пили много, закусывали мало. Потом начали колотить друг другу рожи, что не было воспринято руководством сборного пункта как нормальное развитие событий. В общем, руководство зашло в это подобие казармы, и для успокоения призывных масс применило слезоточивый газ. Там отравленные газом и провели остаток ночи.
По результатам комиссии меня и Муковоза в армию временно не пустили. Меня из-за того, что мне удалось убедить комиссию, что российской армии больше нужен водитель, чем не водитель (через несколько дней я ожидал экзамены в автошколе, в которой отучился за родительские деньги), а Андрея просто побоялись отправлять в войска с таким синяком под глазом. Это был как раз тот период, когда комитет солдатских матерей только набирал силу, и командиры еще не знали, какую именно суровую военную действительность прятать от комитета. На сборном пункте решили, что будет лучше, если Муковоз повременит немного с армией, а армия повременит немного с Муковозом. Меня и Муковоза отправили на несколько дней домой.
На обратном пути мы купили четыре бутылки пива, и в ожидании своего поезда сели на открытой площадке морского вокзала (от железнодорожного его разделяет только акведук) с прекрасным видом на загаженный Владивостокский порт. Кстати сказать, что наш прапор еще утром на автобусе умотал обратно, не дожидаясь от краевого сборного пункта очередных армейских сюрпризов. Поэтому руководство КСП скрепя сердце приняло смелое решение направить нас обратно самостоятельно и даже выдало проездные документы.
На соседней лавочке сидел какой-то мужчина, в строгом костюме, в шляпе, с портфелем у ноги и газетой в руках. Через какое-то время со стороны акведука раздался громкий галдеж, и я увидел толпу цыганок, идущую в нашу сторону. Я даже залюбовался их пёстрыми одеждами, но Андрей знал что-то другое, про возможности этих женщин.
— Делай как я! — мгновенно он соскочил с лавочки, ударил бутылкой о бетонное основание скамьи, превращая пивную тару в «розочку» — весьма эффективное холодное оружие.
Я замешкался, но увидев его страшные глаза, понял, что действовать нужно немедленно. В моих руках, несмотря на достаточное количество оставшегося пива, появилась такая же «розочка», и мы спинами прижались к парапету, за которым было пространство метров в десять свободного полета.
Обходя мимо нас, цыганки сверкали глазами и кричали что-то обидное, но мы стояли, выставив перед собой битые бутылки, и они обходили нас, предпочитая не связываться. Они со всех сторон атаковали мужика, буквально закрыв его со всех сторон своими телами. Он орал, пытался сопротивляться, но это было просто невозможно — из этой человеческой кучи выбегали цыганки, с какой-нибудь шмоткой в руках, и бежали прочь. Когда, через минуту, они отступили и бросились врассыпную, мужик стоял возле лавочки в одних трусах, беспомощно озираясь в поисках милиции. Но стражей порядка нигде не было.
— Уходим, — предложил Андрей, и мы быстрым шагом покинули это место, переместившись вовнутрь морского вокзала, где вероятность подобного ограбления была все же ниже, чем на открытой площадке.
Вскоре поезд увез нас в родной город.
Через пару дней отец привел меня к местному начальнику милиции с просьбой в виде исключения принять у меня экзамены по вождению, так как вдруг выяснилось, что экзамены на ближайшие дни отменили. На что начальник милиции сказал, чтобы я просто пришел за своим водительским удостоверением в пять часов вечера. Дело было в том, что на тот момент времени мой отец был еще при власти, и подобные вопросы решались походя (я даже потом понял, что если бы я захотел, то он легко бы смог «отмазать» меня от армии, но в семье мы и мысли не допускали о подобном развитии событий). Я даже вначале переспросил главного милицейского начальника, сколько и куда нужно заплатить, на что он просто повторил свою фразу. В пять часов вечера в отделении ГАИ я забрал права, и до отхода ко сну был самым счастливым человеком на земле.
