Сонорэ. Найти путь домой

…Изумрудная трава мягко колыхалась под порывами теплого ветра, густые кроны деревьев нежно шуршали в золотистых лучах восходящего солнца. Черная, как ночь лошадь радостно заржала и прибавила скорости, заставляя меня, счастливо улыбаясь, пригнуться к упругой спине. Впереди показалась преграда из поваленных деревьев, но моя лошадь, кажется, этого даже не заметила, и с легкостью перескочила двух метровое препятствие, я радостно взвизгнула и тихо прошептала:

— Вперед, Тьма! Не плетись, как старая кляча! — Кобыла словно поняла о чем я говорю, и через мгновенье мы уже мчались как ветер. Лес закончился и впереди показался обрыв, я не пыталась остановить Тьму, и она неслась прямо к пропасти. Страха не было, был только восторг и радость. Вот конские копыта в последний раз коснулись земли, и холодные потоки ветра окутали нас. Взмахнули черные широкие крылья, и земля стала стремительно отдаляться. Ощущение нереального счастья захлестнуло меня с головой, заставляя отпустить поводья и раскинуть руки….

— Валерка, хватит дрыхнуть! — На голову опустилась тяжелая подушка, и меня бессовестно выдернули из прекрасного сна в удручающую действительность.

— Чтоб тебя, сволочь недобитая! — Я попыталась отомстить за бедную и несчастную себя, но подушка пролетела выше головы обидчицы и достойного отмщения не получилось.

— И тебе доброго утра. — Приоткрытый глаз засвидетельствовал до неприличия счастливую морду подруги, туман за окном, гору земли на полу и подушку на этой самой горе, украшенную полузавядшими фиалками. Ну и черт с ними, все равно я их не любила. Подруга радостно взирала на разруху, и гаденько подхихикивала, потом не выдержала и поделилась-таки мыслями:

— Валер, а ты ведь последние цветочки угробила.

— Ура. — Вяло отмахнулась я, пытаясь спрятаться от жестокого и неприветливого мира под одеялом. — И что теперь?

— Да ничего. — Пожала плечами Рита, и плюхнулась на диван. В её голубых глазах плескалась радость, да и вообще вся она светилась счастьем…

— Ну чего ты скалишься? Опять любовь на горизонте? И прекрати называть меня Валеркой. Валерия, к твоему сведению, имя женское и сокращается до Леры. — Я хмуро спихнула Ритку ногой и сама заняла еще теплое местечко на диване. Радость, что осталась после сна испарилась с первым же взглядом в окно.

Казалось, что туман властвовал не только на улице, но и в моей душе. Уподобившись серому безобразию снаружи, тело ощущалось так же вяло, мысли, не оформившись до конца и оставляя практически осязаемые липкие следы, распадались на отдельные ничего незначащие образы, заставляя чувствовать мою бренную, медленно просыпающуюся оболочку комком пожеванной ваты. То нематериальное что находилось внутри, переживало такое же неопределенно-препоганейшее настроение и вместо возвышенных чувств полных радости по поводу нового дня генерировало стойкое желание придушить ближнего улыбающегося и радующегося жизни. Ближний, точнее ближняя, весело щебетала и упорно не желала понимать, что в только что разбуженном состоянии гуманизма во мне очень мало и нарываться все-таки не стоит….

Помимо избиения назойливого существа характеризующегося как "блондинка натуральная жизнерадостная" в это пасмурное утро мне хотелось солнца, лета и есть. Солнце отменялось по погодным условиям, лето присутствовало, но мерзкое и сырое, а о нормальной еде пришлось забыть еще три дня назад, когда змей искуситель в виде стройной Риты заставил сесть меня на диету. И вот теперь эта змеюка сидела передо мной счастливая, и портила мне настроение своим цветущим видом.

— Да ну, Валерка прикольней. — Ухмыльнулась белобрысая зараза. — А откуда ты знаешь, что я влюбилась?

— Элементарно — по твоему отвратительно радостному виду. — Ритка улыбнулась еще шире, я только скривилась в ответ и поплелась умываться. Когда я уже была в ванной, до меня донеслось:

— Тебе тоже влюбиться надо, тогда прекратишь быть такой язвой!

— Я пока не язва, а только гастрит. Но я развиваюсь. — Мрачно буркнула я и взглянула в зеркало. Оттуда на меня смотрела бледная узкая физиономия с темно-карими глазами, курносым носом, украшенным свежей царапиной и синяком на виске, плавно переходящим в хааароший фингал. Покрасневшие глаза выражали отвращение ко всему окружающему пополам со зверским желанием это все разнести к такой-то матери и получить-таки долгожданную возможность выспаться. Четкий отпечаток от подушки на правой щеке краснел злорадным напоминанием об утраченном блаженстве.

Ндя…красавица. Душевное (не иначе как от слова "душить"), милое существо по имени Валерия, что в переводе с латинского означает "добрая" или "бодрая"…. Почему-то в это утро значение собственного имени воспринималось мной исключительно как злорадная насмешка судьбы.

В прочем, в таком тоне мной воспринималось очень многое в жизни. Взять, к примеру, мою память — сборище всевозможных формул, законов, рецептов и навыков; хранилище различных преданий, фокусов, пакостей, тостов и анекдотов; склад разнообразных идей и мизерная каморка воспоминаний. Собственно самих воспоминаний было достаточно, но датировались они все последним годом. Более ранняя информация о Темновой Валерии Сергеевне была утеряна в результате аварии, а точнее, последующей за ней амнезии и восстановлению в обозримом будущем не подлежала.